Водорослевый пояс

Длина береговой линии морей, омывающих нашу страну, со­ставляет многие тысячи километров, и везде на прибрежном склоне - «водорослевый пояс». Сотни морских растений, крупных и мелких, населяют богатые кислородом, прогретые и освещенные солнцем верхние слои воды. Но свет и тепло солнце отдает морям неодинаково. На Беринговом море, на­пример, лед сходит в конце июня, и вода здесь за лето успе­вает прогреться лишь до 2-3 градусов Цельсия. Японское море, наоборот, почти совсем не замерзает, но водоросли рас­тут и там, и здесь. Но какие? И как обилен и густ их покров? Это далеко не праздные вопросы. В Японии, например, мор­ская капуста - национальное блюдо. Как считают специали­сты, в значительной мере благодаря этому среди японцев не очень распространены сердечно-сосудистые заболевания. Во­доросли используют не только в пищевой промышленности. Они находят применение, например, я при бурении скважин. Раствор из водорослей заливают в скважины, смачивая буры и уменьшая вязкость липких глин. Под водой сосредоточена значительная масса растительности нашей планеты. От водо­рослей прямо или косвенно зависит существование всех жи­вых организмов, обитающих в воде.

...Первым погружаюсь я. Отплыв от берега на всю длину страховочного фала, метров на шестьдесят, ныряю. Сначала холода не чувствую, вокруг серо-зеленая дымка, постепенно переходящая в зеленоватый сумрак. На глубине 15 метров попадаю в «заколдованный шар». Вода и свет создают опти­ческий эффект: куда ни посмотришь - везде вогнутая сфери­ческая стена, за которой непрозрачная мутная взвесь. Рас­сеянный свет проникает со всех сторон, но радиус видимости ограничен тремя-четырьмя метрами. Я потерял ориентировку, крутясь на месте, но все-таки сумел определить по капроно­вому фалу, который словно упирался в темную стену, где на­ходится берег, а по воздушным пузырям, идущим из автома­та акваланга,- где верх, а где низ. Продолжил погружение. На глубине 25 метров стало светлее, показалось дно. Ровная, будто мощеная окатанными валунами площадка белела внизу, отражая свет. Водорослей не видно. Я круто меняю марш­рут - начинаю продвигаться к берегу. Дно стало поднимать­ся, на откосе попадаются ежи и балянусы, крабики-паучки, актинии. Морские «цветы» показались живописными, и я на­чал их фотографировать.

Вся придонная растительность как бы завешана кисеей. Это рыбья молодь, мелкой рыбешки у дна так много, что во­да кажется мутной.

Наконец на глубине 10-15 метров обозначилась нижняя граница водорослевого пояса, лишь несколько одиночных ла­минарий цепляются за крупные камни. Вот куст водоросли, названия которой я не знаю, «листья» ее круто изгибаются и прошиты ровными рядами отверстий. Сорвав незнакомое рас­тение, плыву дальше.

Дно заметно поднимается, становится светлее, и хорошо видны друзы мидий, ярко-зеленый морской «салат» - ульва и кустики бурых водорослей. Прямо по курсу, на ровной галеч­ной площадке, припорошенной илом, какое-то возвышение. Подплыв, обнаруживаю горку цилиндрических предметов, бес­порядочно лежащих на дне. Они сероватого цвета, размером с оркестровый барабан. По бокам торчат небольшие отростки с двумя шипами на каждом. Скопление неведомых предметов облюбовали морские ежи. Выдернув свободной рукой один из них, я пытаюсь разглядеть находку вблизи. Ил слетел с по­верхности, и стали видны характерные слои волокон, образую­щих эти диски-цилиндры. На их торцах углубления, наподо­бие мелких тарелок. Становится ясно, что это позвонки круп­ного морского животного, скорее всего кита. Я попытался при­хватить с собой один позвонок, но тяжелая кость выскальзы­вает из рук. Остается лишь сфотографировать груду того, что некогда было морским исполином.

Прибрежная полоса донных растений шириной в 15- 20 метров оканчивалась у свежей осыпи щебенки на глубине трех-четырех метров. Ни в Белом, ни в Баренцевом, ни в Япон­ском море не встречал я подобной картины. Берега Чукотки там, где скалы вплотную подходят к морю, усыпаны мелкими остроугольными камнями. Наверное, горные склоны здесь си­стематически разрушаются стихией, образуя осыпи. Щебенка скатывается в море. Плавая у берегов, мы отмечали характер­ную картину формирования подводных склонов в бухте Провидения: на значительной глубине слои круглой гальки, ока­танной волнами, покрыты вековыми наносами ила, выше - галька, окатанная волной, но с четкими округлыми гранями, и уже у самого берега - навалы щебенки со свежими остро­угольными сколами. Наверное, на таких склонах можно про­следить весь процесс образования каменного ложа моря. Думаю, что эти наблюдения заинтересуют специалистов.

Мы сделали несколько десятков разрезов морского дна у бухты Пловер. Каждый шел от берега в глубь залива, проре­зая водорослевый пояс до самого его конца. Плывя по линии разреза; на определенных местах брали пробы - накладывали на дно рамку размером 75X75 сантиметров и выбирали из это­го участка всех животных и все растения. Рядом с рамками собирали водоросли для гербария. Надя разбирала все со­бранное, взвешивала и укладывала водоросли на белые листы бумаги, отмечая глубины, где они росли, и даты их сбора.

Кстати, незнакомая мне водоросль, обнаруженная при пер­вом погружении, оказалась агарумом (но к агароносам она никакого отношения не имела, просто созвучное название).

В ходе наших работ Борис нашел затонувший корабль. Разрушенное деревянное судно находилось недалеко от бере­га, и нам удалось обследовать его.

Суденышко, скорее всего это был охотничий парусный бот, почти зарылось в песчаный грунт. Мачты, сломанные неизвест­но когда, лежали рядом, занесенные илом. Бесчисленные во­доросли оседлали корпус парусника и развевались над ним. Долго я плавал, осматривая останки судна и размышляя над его судьбой. И было о чем подумать. Затонувшее судно всегда рождает различные предположения о его судьбе.

Однако вернемся к разрезам. Вот что Валя записал в дне­внике:

«...3 августа... На седьмом разрезе полно водорослей, здесь очень мелко. Ушел от берега на сто метров, а пояс водорослей еще не закончился. Страхует меня Саша, с ним легко рабо­тать - дает четкие, сильные сигналы, все время следит за натяжением конца... Начиная с седьмого разреза, я стал при­менять новую методику погружения, и воздуха стало расходо­ваться почти в два раза меньше. Вначале, не «отжавшись», в раздувшемся «Садко-2» плыву по поверхности до конца пояса водорослей. Чтобы я не сбился с курса, с берега дают коман­ды - «левее», «правее». Дойдя до конца пояса и «отжав­шись», накладываю первую рамку и трижды сигналю. Саша за сигнальный конец медленно подтягивает меня. В это время, плывя к берегу, намечаю места для следующих рамок, при этом на путь до очередной рамки и обратно воздух не расхо­дуется - можно дышать атмосферным воздухом, а не из аппа­рата, экономятся и силы, так как питомзу с пробами вытаски­вают на берег за сигнальный конец без всяких усилий с моей стороны...

...7 августа... Двенадцатый разрез - самый дальний от бухты Пловер. Рядом суровые скалы, о которые с шумом раз­биваются набегающие волны. У берега довольно большой снежник. В этом месте вызвались погружаться все, кинули жребий - выпало Олегу, но мы, посоветовавшись, решили, что в воду пойду я.

Вошел в нее довольно лерко и быстро отплыл от берега, дал рукой сигнал «все в порядке» и начал погружаться. Под водой те же огромные глыбы серого камня, что и на берегу, взбаламученная взвесь от прибоя, а водоросли совершенно не похожи на те, что в бухте. С большим трудом удалось оторвать их от камней. В открытом море они прикреплены к камням гораздо прочнее, чем в бухте. Впечатление от погружения от­личное...»