Погружения в полярной ночи

Командировка на ПЭС имела для меня важные последствия. Я получил приглашение поработать начальником этой станции. При этом кроме основных обязанностей руководителя ее кол­лектива, мне поручалось наладить на ПЭС и подводные гидро­технические обследования.

Организовать легководолазные погружения здесь было сравнительно просто. Все необходимое для этого находилось под руками, но у сотрудников не хватало опыта. Постепенно мы научились не только проводить плановые работы, но и эк­стренно входить в воду в аварийных ситуациях. Летом такие погружения особых затруднений не вызывают, а вот зимой требуют специальной подготовки.

Однажды нам было необходимо под водой в проточной ча­сти турбины заделать приемное окно системы трубопроводов, обеспечивающих откачку воды. Эта работа уже выполнялась нами. Решетку окна в бетонном водоводе под водой мы уже находили не раз. Нужно было ее очистить, наложить резино­вый лист-пластырь и прижать резину грузом. Все это мы уме­ли. Неожиданным препятствием оказался тридцатиградусный мороз. Под водой было все просто, ведь ее температура хоть и низка, но все же выше нуля. Но как сохранить работоспо­собность аквалангов перед погружением в воду, ведь мороз сковывал металл легочного аппарата, где имелись калибро­ванные отверстия для поступления сжатого воздуха? Эти от­верстия малы, и влага воздуха, оседая на сильно охлажденном металле, забивала их. Автомат выходил из строя.

Но погружаться нужно было немедленно. Ремонт задвижки в системе откачки воды не терпел отлагательства. Искали ре­шение коллективно и нашли: нужно «включаться в аппарат» под водой. Этот прием отрабатывался нами раньше в бассей­не, еще во время инструкторских занятий.

Итак, придется опустить акваланги на дно и выдержать их там столько времени, сколько нужно для уравнивания тем­пературы металла и воды. Мы должны нырнуть в воду без аппаратов и уже там, под водой, «включаться в акваланг». Успех погружения зависел только от нашей расторопности. Под воду идем вдвоем. Прием «включения» освоен и не вы­зывал ранее осложнений. Но это в бассейне. Теперь предстоя­ло проверить себя в море.

Ныряю к аквалангу. Поверхность воды не замерзла, но от нее курится парок, кое-где плавают льдинки, хоть Гольфстрим работает, но и мороз не дремлет. После первых же взмахов ласт остро чувствуется разница между плавательным бассей­ном и суровым морем. Там аппарат лежал на кафеле дна, тон­кие струйки воздушных пузырьков, исходящих из него, прони­зывали толщу воды, делая ее как бы более доступной. Здесь, в море, аппарат лежал боком на откосе дамбы, гофрированный шланг и загубник запутались в водорослях.

Для «включения в аппарат» пришлось нырять вниз нога­ми - ласты мешают такому приему. Наконец загубник осво­божден от водорослей. Открыв вентиль, пускаю воздух. Дышу. Но надо еще водрузить баллоны на спину. Вдеваю руки в лям­ки аппарата и закрепляю его поясным ремнем. Напарник тоже справился со своим аквалангом, и мы, поправив друг другу ремни и шланги, устремляемся вглубь.

Проектировщики ПЭС не предусматривали легководолаз­ных работ в процессе эксплуатации станции. Оказалось же, что они просто необходимы. Я уверен, что на гидростанциях сле­дует проводить систематические глубоководные обследования с помощью подводных телевизионных установок, а для выхо­да в море легководолазов нужны специально устроенные люки и барокамеры. Например, простейший шлюз с двумя люками позволит выходить аквалангистам из подводной части здания станции непосредственно в воду. Такое устройство несложно, но насколько упростились бы подводные работы, если бы на Кислогубской ПЭС было такое приспособление! Кроме того, следует позаботиться о небольших легководолазных компрес­сорах. Все это должны учесть проектировщики при строитель­стве новых приливных станций, которые, надо думать, вскоре займут подобающее им место в общей энергетической системе страны.

Подводные снимки и телевизионная техника необходимы и во время изыскательских работ, и в процессе эксплуатации гидросооружения.

Моя первая поездка на ПЭС и была вызвана потребностью сделать такие снимки. Строители и проектировщики убедились, что поверхность донного водовода цела, не разрушена водным потоком, хотя у службы эксплуатации на этот счет были со­мнения. На цветных снимках были хорошо видны обрастания животного и растительного происхождения на подводном бе­тонном покрытии. Образцы этих обрастаний были взяты нами с мест, в наибольшей степени подвергавшихся действию потока воды.

Подводные обследования на Кислогубской станции стали частью комплексных работ, проводимых инженерами и гидро­биологами. Здесь исследовалась прочность поверхности бето­на, испытывались специальные антиобрастающие покрытия, изучалось влияние станции как гидротехнического сооружения на экологию среды.

Однажды пришлось осматривать место сопряжения осно­вания блока станции с откосом подушки, на которой блок по­коился. Замеры показали, что откос находится ниже необходи­мого уровня. Ошибка в замерах или размыв места сопряжения? Тщательно изучив по чертежам профиль дна в этом районе, я погрузился к месту предполагаемого размыва. Передо мной предстала такая картина. Среди крупных каменных глыб, на­зываемых строителями массивами, образовались промоины. Массивы были уложены вперемежку с мелкой щебенкой, кото­рую и вымыл поток. Среди массивов образовались значитель­ные пустоты, в них, наверное, и попадал щуп при замерах, отсюда и неправильный вывод о понижении основания. Промои­ны заложили крупными глыбами. Поступили мы так. На дамбе застропили пеньковым канатом каменную глыбу, кра­новщик подводил крюк, цеплял его за канат и подавал камень в указанное на поверхности воды место. Легководолазы в это время находились возле крана на дамбе. После погружения глыбы аквалангист нырял на дно и проверял, точно ли она попала в щель. Затем нужно было расклинить глыбу. После этого в ход шел водолазный нож, канат разрубали, и операция повторялась.

Таким способом уложили мы четыре гранитные глыбы и на­дежно заделали промоины.

После этого под водой я обследовал участок откоса на рас­стоянии 10-15 метров от здания ПЭС и нашел там несколько крупных камней, которые могли быть отброшены туда водным потоком. Определив возраст обрастаний, взятых с этих камен­ных глыб, я выяснил происхождение массивов. Все они оказа­лись строительным материалом, возраст самых крупных балянусов на их поверхности оказался не более десяти лет.

Этот метод применяли мы с успехом не раз. Возраст водных обитателей, постоянно живущих на различных участках дна, определяется биологами вполне точно и без особых трудностей. Это и пригодилось, когда стали изучать вопрос, как влияет плотина на условия обитания в губе Кислой животных и растительных организмов.

Выше уже говорилось о том, что поверхность водоема опрес­нена, здесь сказалась его конфигурация, которая испокон ве­ков формировала своеобразную гидрологию этого морского проточного озера. И вполне понятно, почему он назван Кислой губой. Охотники и рыбаки - основные обитатели здешних мест - точно и образно определили ее водную среду. Но вот не стала ли губа интенсивнее опресняться после строительства ПЭС? Гидрометслужба на станции вела свои наблюдения, но ведь они велись очень короткий срок. Только в будущем они могут сказать по этому поводу свое слово. А жизнь в водоеме формировалась тысячелетиями. И нужно было ответить на многие вопросы уже сейчас.

Уже при первом погружении под воду у острова Тюленьего меня удивила пустота его прибрежных каменных откосов. Обычно в изобилии встречаются обитатели литоральной, при­ливной, зоны. Это и растения, чаще всего фукусы, и живот­ные - вездесущие балянусы. Но в Кислой губе у берегов даже пресноводной живности не видно. Может быть, это вообще ха­рактерно для акватории? Однако на глубине десяти метров картина резко менялась - появлялось множество растений и животных.

Сначала это радовало - наконец-то видишь обычную для моря картину. Но со временем появились кое-какие сомнения. Внимательно изучив подводные снимки и сопоставив виденное в губе и в море, я стал находить существенные различия в их флоре и фауне. Во-первых, в Кислой губе (кроме горла и про­лива) совершенно отсутствовали ламинарии, не было и фуку­сов - морские водоросли попадались здесь очень редко. В гу­бе встречалось много литотамний, но поверхность известковых кустов в заливе была будто отполирована - сверкала и пере­ливалась фиолетовыми красками, что было красиво, но непо­нятно. Ведь в море литотамний покрыты бахромой нитяных водорослей. В Кислой губе на известковых кустах находили скопления асцидий, актиний, губок и моллюсков. И если асцидии и актинии были разных форм, и главное, размеров, то ми­дии как на подбор - только крупные. Молодь двустворчатых моллюсков начисто отсутствовала. Вот это уже не могло не тревожить. Десять лет назад колонии мидий и модиол усов развивались интенсивно, сейчас этот процесс оборвался. По­чему?

Развитие жизни в заливе претерпело изменения, в этом не было сомнений. Причиной тому стала плотина ПЭС, нарушив­шая водообмен в заливе. И если первая ПЭС вначале рас­сматривалась лишь как большая промышленная лаборатория, то перед исследователями встала теперь и иная задача - оты­скать то звено в цепочке экологических связей, которое гидро­сооружение разорвало. Процесс изменения шел медленно, он не сразу проявился, но оскудение рыбных стай в Кислой губе жители поселка в последние годы стали замечать, как гово­рится, невооруженным глазом. Если раньше в Кислой губе можно было поймать на блесну несколько крупных рыб за час-два, то теперь самые удачливые рыболовы возвращались с пустыми руками. Это был серьезный сигнал.

Будущее приливной энергетики - за мощными электростан­циями, плотины которых перекроют значительные акватории морских заливов. Поэтому очень большая ответственность ложится на специалистов, анализирующих результаты эксплуатации первой нашей приливной станции. Нельзя забывать и о живой природе, вовлеченной в ритм работы ПЭС.

Я прожил на Кислогубской ПЭС два года. За это время были решены некоторые технические задачи применительно к энергетике, много было специальных и просто познавательных подводных спусков. И одно из наиболее ценных моих приобре­тений за эти годы - фотохроника жизни морских глубин Ба­ренцева моря.