Бонжур, Япония!

- Трэ бьен! Ветер попутный, долетим за два ча­са, - говорит Виктор, командир нашего маленько­го АН-6.

Он готовится к сдаче экзаменов на заочное отделе­ние факультета журналистики и сейчас усиленно изуча­ет французский язык. Виктору около тридцати лет.

У него широкоскулое лицо, густая аккуратная борода а-ля Пугачев, небольшие быстрые глаза. На лысеющей голове неизменная красная шапочка с помпоном, пода­рок жены. Он начал летать уже давно и зарекомендо­вал себя как способный летчик. Мы собрались лететь на японскую станцию Сева. Наш полет не просто визит вежливости, хотя и это само по себе имеет нема­ловажное значение. Нам предстоят работы в горах Ямато, а до них удобнее всего добираться через Севу.

С нами летит начальник сезонных работ экспедиции Павел Кононович - опытный полярник, неоднократно зимовавший и в Арктике, и в Антарктике.

До японской базы триста километров. АН-6 делает в среднем 160-180 километров в час. «Аннушка», как обычно называют эту машину, используется в полярной авиации давно и все же до сих пор остается незамени­мой при работе в сложных условиях.

Захватив с собой в качестве презента свежие овощи и фрукты (японцы уже год как не видели их), мы взле­таем. Самолет, набирая высоту, делает круг над Моло­дежной и ложится на курс. Идем низко под рваными кучевыми облаками, строго вдоль ледяных обрывов берега. Самолет временами сильно встряхивает.

- Витя, ты уж поаккуратней, всю душу вытря­сешь! - кричит сквозь шум двигателя главный геолог.

- Се ля ви! - отвечает пилот, жестом показывая, что он тут ни при чем.

По радио устанавливаем связь с Севой. Началь­ник японской станции запрашивает:

- Найдете ли вы мой остров?

- Конечно, - отвечаем мы.

Остров Оигул, на котором расположена японская станция, невелик по размерам. Он теряется среди дру­гих мелких скалистых островков, расположенных вбли­зи края материкового ледника. Сейчас, пока морской лед не растаял, все эти островки соединены в одно целое и выглядят сверху, как горсть старых, потемнев­ших от времени медных монет, рассыпанных невзначай по белой скатерти. Но не пройдет и месяца, как лед во­круг островов растает и темная вода обступит, изоли­рует их друг от друга. Тогда к острову Онгул прибу­дет из далекой Японии большой ледокол «Фудзи» и новая смена зимовщиков высадится на островок, а от­зимовавшие покинут его. Но до этого еще несколько не­дель. Из сообщений по радио мы знаем, что «Фудзи» сейчас в Австралии в порту Фримантл, где выжи­дает, пока ледовая обстановка в районе Севы улуч­шится.

Снова радиограмма от японцев. Они просят посмот­реть, не начал ли разрушаться морской лед к северу от станции. Мы смотрим во все глаза, но чистой воды пока нигде не видно.

На Севе нет собственной авиации. Зато «Фудзи» имеет два вертолета. В сентябре 1966 года я был вме­сте с другими участниками XI Тихоокеанского конгрес­са на борту «Фудзи» в Токийском порту. Стояла убий­ственная жара. Белые нейлоновые рубашки прилипали к разгоряченным телам. А во внутренних помещениях ледокола было прохладно. По коридорам разгуливал легкий ветерок. Работали установки кондиционирования воздуха. «Фудзи» - новейший японский ледокол, спущенный на воду в 1965 году. Раньше в Антарктиду ходил небольшой ледокол «Сойя», которому приходи­лось нелегко. Как-то раз наша «Обь» даже выручала «Сойю» из ледового плена. «Фудзи» же сам может по­стоять за себя. Нас познакомили с капитаном корабля, коренастым улыбающимся японцем, показали научные лаборатории. Тогда я еще не знал, что мне снова пред­стоит расставание с близкими и путешествие на край света, в Антарктиду.

- Вижу станцию! - на миг обернувшись к нам, кричит из кабины Виктор.

Мы приникаем к иллюминаторам. Они из плекси­гласа, местами помутневшего и исцарапанного. Станция где-то впереди по курсу, а по сторонам только морской лед, айсберги и отдельные необитаемые островки. Взяв кинокамеру, я протискиваюсь в кабину.

- Вон там! - кивает Виктор. Я всматриваюсь и на­конец замечаю впереди на скалах сгрудившиеся крас­ные постройки. Виктор закладывает вираж и идет на снижение. Теперь уже хорошо можно различить отдель­ные машины, бочки и ящики около строений.

- Где будем садиться?

Пилот показывает на припай к югу от скал. Здесь лед зажат между краем ледникового щита и островом и, вероятно, прочен.

- Запроси японцев, какая здесь мощность льда? - говорит он радисту.

Я перевожу текст на английский, а Николай, радист, передает латинские буквы. И почти сразу же радостно восклицает: «Отвечают!» Мощность оказывается в сред­нем 1 метр 20 сантиметров.

- Как, Витя, маловато? - спрашивает главный геолог.

-- Сойдет, - кивает тот.

- Смотрите, дым!

Внизу на льду нас ждут японцы. Они выбрали сво­бодную от снега площадку и заботливо зажгли ды­мовые шашки, чтобы показать направление ветра. Видно, как группа маленьких человечков машет нам руками, а рядом, четко выделяясь на льду, алеет вез­деход.

Однако АН-6 предпочитает снег. Поверхность льда обычно бывает в мелких зазубринках, как терка, и летчики боятся повредить лыжи. Наш пилот лихо, с первого захода сажает машину в километре от японцев. Самолет пробегает несколько десятков метров. Останав­ливается.

- Бонжур, Япония! - говорит Виктор и выключает зажигание.

Выходим из самолета. Тихо. Тепло. Ослепительное антарктическое солнце. Ажурные корочки подтаявшего снега с мягким шумом рушатся под ногами.

Вдали маячит вездеходик японцев. Они, наверное, немного удивлены нашим «странным» поведением. Мы стоим у самолета, вездеход приближается. В кро­хотных саночках, прилаженных за ним, сидят пять свер­кающих улыбками японцев, вооруженных блестящими кинокамерами. Без кинокамеры лишь начальник. Он вы­ходит из вездехода и направляется к нам. За ним идут все. Начинаются рукопожатия. Японцы, как известно, чаще приветствуют друг друга вежливыми поклонами. Однако и европейский обычай освоен ими превосходно. Жмут руку не просто так, мимоходом, а продолжитель­но, с чувством глядя в глаза.

Здороваюсь с начальником станции.

- Доктор Муто, - представляется он.

Это пожилой широкоскулый японец. Рядом с ним молодой человек, худощавый, рыжебородый геолог Маегойя. Он объясняется по-английски, помогает в раз­говоре начальнику. Сам доктор Муто говорит только по-японски.

- Садитесь, пожалуйста, в сани, - обращается к нам Маегойя.

Мы залезаем в саночки. Вездеход трогается.

- Держитесь! - кричат нам японцы.

Сани, соединенные с вездеходом тросом, то, разбе­жавшись, наезжают на вездеход, то, потеряв ход, за­медляют скольжение, и вездеход, внезапно натянув сцепку, резко дергает их, как подхлестывает, а мы валимся назад друг на друга. Тогда и японцы, и мы ве­село смеемся, стараясь уберечь свои фотокамеры от по­вреждения.