Неизвестное Южное Море

В старинных лоциях, где обозначен пролив, названный Магелланом "Проливом всех святых", но переименованный благодарными потомками в Магелланов, есть предостерегающие надписи: "Здесь никогда не бывает благодатных времен года". "Здесь со всех четырех концов света всегда дуют северные ветры".

Так оно и есть. Не очень-то радостно кругом, пустынно, днем и ночью на берегу полыхают костры, почему Магеллан и назвал эти места Огненной Землей. Оказывается, здесь жили люди, не умеющие добывать огонь, и они хранили его неугасимым.

Корабли плыли осторожно по узким проходам, среди сложного лабиринта проток, пока наконец не выбрались к западным берегам, омываемым водами Неизвестного Южного Моря. И здесь все волшебно преобразилось. Ветер стих. Засветило солнце, среди травы заблестели чистые источники с вкусной водой, а в одной реке было столько сардин, что матросы назвали ее Рекой Сардин.

Первое кругосветное плавание, совершенное экспедицией Фернана Магеллана

Победа! Вот оно, Неизвестное Южное Море, лежит перед моряками огромное, спокойное, радуя глаз, веселя душу. Надо бы выходить в море, но куда-то пропал "Сан-Антонио", посланный перед этим на разведку вместе с "Консепсионом". Шесть суток ждали этот корабль, но так и не дождались, искали его и не нашли. В условленном месте оставили зажженный фонарь и записку, в которой говорилось, что флотилия выходит в Южное море и будет следовать таким-то курсом.

Однако все это было напрасно: "Сан-Антонио" бежал, дезертировал вместе с главными запасами продовольствия. Кормчий Эстебао Гомес вместе с эскривано Херонимо Герра сместили капитана Альваро де Мишкита, заковали его в цепи и повернули корабль к берегам Испании. Эстебао Гомес, лучший португальский кормчий, ненавидел Магеллана, завидовал ему; он единственный из всех смело заявил Магеллану, после того как пролив был найден, что теперь следует отправляться домой, а не пускаться в плавание через Неизвестное Южное Море. Другие капитаны, возможно, были с ним согласны, но молчали, помня о событиях в Сан-Хулиане. И вот Эстебао Гомес и Херонимо Герра воспользовались случаем и бежали, оставив товарищей умирать с голоду. Они летели на волнах, подгоняемые попутным ветром, словно боясь, что Магеллан их догонит. А вернувшись в Испанию, они оклеветали Магеллана, сказали, что он вероломно умертвил знатных испанцев, для того чтобы передать командование своим соотечественникам. И вот они, на "Сан-Антонио", не выдержали и сбежали. Однако "доблестные" беглецы умолчали о том, что оставили товарищей без продовольствия, и главное - что пролив-то был уже открыт! Судьи, правда, отнеслись без особого доверия к словам дезертиров, решив отложить рассмотрение дела на некоторое время, пока не появятся остальные участники плавания, однако Мишкиту бросили в тюрьму, а Беатриче не разрешено было покидать Севилью.

А в это время мужественный Магеллан, невзирая на предательство, измену, голод, продолжал свое великое дело.

Это было страшное плавание. Одинокие в безграничном океанском просторе, они летели вперед при чудесной солнечной погоде, но на кораблях царили ужас и смерть. От сухарей остались крошки пополам с червями. Моряки сдирали со снастей обшивку из воловьей кожи, размачивали ее в воде, а потом жевали. Ели опилки, ели крыс... Впрочем, крысы считались лакомством. Началась цинга. Люди болели. И часто морякам приходилось зашивать в холст погибших товарищей и опускать их в воды океана - могилу моряков. Магеллан вместе со всеми переносил голод, он был стойким в дни великих несчастий, подавая пример мужества другим.

Да, он давно знал, что впереди тяжелый переход через неизвестный океан, потому и берег продовольствие, уменьшал рацион еще в бухте Сан-Хулиан. Но разве он мог предугадать такую черную измену, такое предательство, какое совершил этот Эстебао Гомес вместе с Херонимо Герра! О том, чтобы вернуться следом за ними в Испанию, не могло быть и речи! Начатое дело, особенно теперь, когда найден пролив, надо довести до конца.

Разве не был он прав? Вспомните, как тяжко было вернуться Бартоломеу Диашу после того, как найден был морской путь в Индию, после того, как решена была древняя загадка и опровергнуты географы далекого прошлого?

Нет, Магеллан решил, что дойдет до Молукк, чего бы это ему ни стоило.

И он повел свои корабли вперед!

Больше трех месяцев моряки ничего не видели, кроме воды и неба, почти ничего не ели, пили тухлую воду, и когда наконец показался какой-то островок, то он привел в отчаяние изголодавшихся моряков, настолько был бесплодным и пустынным.

Но вот вахтенный из бочки на высокой мачте оповестил, что снова видна земля. Новый остров... потом еще один... Зеленый, веселый, обитаемый. Но, увы, жители, беспечные дикари, оказались такими вороватыми, что с ними совершенно невозможно было иметь дело: они хватали решительно все, что попадало им под руку, даже очень ловко стянули шлюпку. После неприятной стычки с ними Магеллану пришлось уйти, даже не набрав пресной воды. Он назвал эти острова Воровскими (Ладронес), и только следующий островок приютил и накормил доведенных до крайности моряков.

Это путешествие окончательно подтвердило догадку, что Земля - шар

Магеллан приказал вынести больных на берег, сам поил их соком кокосовых орехов. Здесь можно было найти не только плоды, но и диких свиней. Голод кончился. Люди окрепли, больные стали поправляться, и можно было плыть дальше.

Как все-таки устроена человеческая память! Она обладает чудесным свойством забывать все дурное. Моряки отдыхали и веселились, с любопытством рассматривали незнакомых людей, их одежду, их жилища, их обычаи, их утварь - фарфоровые блюда, фарфоровые кувшины с хмельным напитком, наслаждались всем, как дети. Как хорошо все-таки жить на свете, как хорошо уцелеть, когда казалось, что нет никакой надежды!..

Корабли Магеллана шли среди неизвестных европейцам островов (теперь их называют Филиппинскими). Местные жители, еще не знавшие европейцев, встречали их приветливо, оказывали широкое гостеприимство.

К чести Магеллана следует сказать, что он никогда не применял силы там, где это не было вызвано необходимостью. Он был приветлив и вежлив и старался удержать своих моряков от самоуправства и насилия. Не всегда это ему удавалось, но все же матросы и офицеры знали, что шутки с адмиралом плохи, и сдерживались насколько могли.

А Магеллан был окрылен! Кроме Молукк, перед ним открылись совсем неизвестные острова, неожиданное приобретение для испанской короны, может быть ничуть не менее ценное, чем и сами Молукки.

Как-то раз, когда Магеллан бросил якорь у одного из островов, его слуга малаец Энрике услышал на берегу полузабытую и такую близкую ему с детства речь. Значит, рядом Молукки. Скоро моряки увидят их. И Магеллан встретится со своим другом Франсиско Серрано и скажет ему, что вот, мол, я и пришел к тебе, но пришел своим путем, о котором столько думал, мечтал, ради чего столько страдал. Счастье, так малознакомое Магеллану, переполняло его до краев.

И на этом счастливом взлете оборвалась жизнь великого мореплавателя. Оборвалась нелепо, в ненужной стычке с одним непокорным князьком на одном крохотном островке. Магеллан решил помочь султану большого острова Себу, которого считал своим другом. А султан этот жаловался, что его сосед своевольный, не желает ему подчиняться, и Магеллан задумал показать этому князьку силу испанского оружия. И не рассчитал. Князек оказался неукротимо-смелым, он заявил, что его не страшат эти железные пики, и ружья, и пушки, он справится и с помощью своих деревянных копий и отравленных стрел, хотя испанцы и одеты в какие-то там железные одежды - в латы - и уверяют, что неуязвимы!

И князек оказался прав. Магеллана эти латы не спасли. Не помогли ему пушки, расположенные слишком далеко от островка, и ружья, и вся его устрашающая мощь. Берег был скалист, шлюпки с отрядом вооруженных моряков не могли пристать к берегу, и Магеллан со своим маленьким отрядом принужден был брести по колено в воде. И его ранили в ногу отравленной стрелой, и его повалили, и его убили на глазах у его людей!

Это произошло 27 апреля 1521 года. Пал адмирал, так опрометчиво пошедший на ненужный риск...

Пал адмирал, к великой скорби его друзей, к великому несчастью всей экспедиции, так и не доведя ее до конца.

"После других добродетелей,- писал о нем рыцарь Пигафетта, - он отличался стойкостью в величайших превратностях, какой никто не обладал. Он переносил голод лучше, чем все другие, безошибочпее, чем кто бы то ни было в мире, умел разбираться в навигационных картах. И то, что это так и есть на самом деле, очевидно для всех, ибо никто другой не владел таким даром и такой вдумчивостью при исследовании того, как должно совершать кругосветное плавание, каковое он почти совершил".