11 января 1953

Сегодня пролетел тысячу триста километров над Антарктидой, над материком, что мертвее мертвого, из Мирного до промежуточной станции Восток-1 и обратно.

Вчера вечером надеялся, что мне удастся долететь до Востока, где самолет сбросит на парашюте груз и, не приземляясь, повернет обратно. В связи с этим отправился к Николаю Петровичу Сергееву, начальнику складов, и мое обмундирование частично заменили, а частично пополнили. Прежде всего пришлось обменять ватные штаны. В те, что я взял без примерки с калининградского склада, влезло бы, кроме меня, еще пол-Антарктиды. Штаны поменяли. Получил еще и унты - сапоги из собачьей шкуры, очень теплые, легкие и удобные. Получил шапку из пестрого собачьего меха, подбитую белой овчиной, и барашковые рукавицы, обшитые ветронепроницаемой тканью.

Будь мой характер таким же мощным, как это снаряжение, из меня, глядишь, тоже вышел бы землепроходец.

Вылетели из Мирного в 9.10 на «ЛИ-2». Командир корабля - мой старый знакомый по «Кооперации», полярный летчик Николай Алексеевич Школьников, самый молодой, наверно, человек из летных командиров экспедиции. Он юный и сильный, в нем есть что-то от безмолвия того сурового мира, в котором мы сейчас находимся. Редко встречал людей с таким душевным, не назойливым чувством такта.

Самолет делает круг над морем Дейвиса. Под нами остров Хасуэлл - груда бурых шершавых скал среди льда. В центре его виднеется синее озерко растаявшего снега. Морской лед начинает взламываться, полоса чистой воды уже подступает к берегу, а на прибрежном льду появились большие трещины. Отломившиеся от крутого барьера айсберги, все в трещинах и складках, еще стоят посреди хрупкого уже льда тихо, но по бороздам на барьере можно догадаться, что скоро к ним прибудет подкрепление с материка.

Отчетливо выделяется путь, которым «Обь» и «Кооперация» подошли к Мирному.

Летим над антарктическим материком. Ровно и с могучим спокойствием его рельеф все повышается. Не осталось больше ничего, кроме ясного-ясного холодно-синего неба над самолетом, волокнистых золотых облаков на низком горизонте и ослепительно-белого - без единого пятнышка - бесконечного, холодного и безжизненного антарктического материка под нами. Сплошной лед оживлен лишь снежными застругами, отбрасывающими короткие тени. Скорость самолета - сто восемьдесят - сто девяносто километров в час. Никаких воздушных ям. Мы все время поднимаемся, но земля все приближается к нам, мчится все быстрее и видна нам все лучше. Альтиметр показывает высоту в две тысячи восемьсот метров, но каково расстояние до льда под нами? Освещение тут обманчивое, глазомер в Антарктике подводит, но мне кажется, что до льда меньше пятисот метров.

На газовой плите греется чайник со снегом - скоро получим чай.

10.45. Мы летим на высоте трех километров над уровнем моря, температура воздуха минус 28 градусов. Лед внизу все приближается к нам, мы в трехстах метрах от этого белого тулупа земли.

11.45. Высота три тысячи двести метров, и лед еще ближе - в пятидесяти - ста метрах. Направляясь сюда, мы оставили слева от себя Землю Вильгельма Второго, а справа - Землю королевы Мэри, теперь же мы летим над безымянной землей. Горизонт становится пасмурным, снег уже ке слепит, как прежде. Мы ползем над самым льдом, кажется, будто самолет не в силах избавиться от этого неприятного соседства. Невольно задумываешься над тем, насколько глубоко погребена под этим льдом земля, чем она покрыта - камнем, скалами или гранитом, что таится в ее недрах и долго ли уже длится ее ледяная спячка. В конце концов, остается лишь одно определенное ощущение - ощущение огромной тяжести, с которой ледяная масса давит на каждый квадратный дюйм этой почвы.

12.00. Самолет низко проносится над плоской возвышенностью, близость которой вызывает иллюзию, будто у нас чересчур большая скорость. Внизу по-прежнему слегка волнистый снег, которого здесь, на плоскогорье, как будто не очень много. Высота три тысячи двести шестьдесят негров.

Снова поднимаемся. Теперь наша высота три тысячи триста пятьдесят метров, но материк догоняет нас и опять виднеется под самыми крыльями.

12.15. Пролетаем над тракторным поездом. Он остается справа от нас. Восемь мощных гусеничных тракторов, каждый с двумя санями на буксире, двигались в сторону Востока-1. С самолета из-за разницы скоростей казалось, что поезд стоит на месте. На бесконечной снеговой скатерти он выглядел совсем крохотным и был ничуть не похож на поезд. Тракторы едут не следом друг за другом, а либо рядом, либо на большом расстоянии один от другого. Они будто бы разбросаны по снегу. Там внизу действительно совершается что-то великое, требующее смелости, мужества, выдержки и железной дисциплины, там взаимопомощь диктуется не вежливостью, а законом жизни. Холод, мороз, кислородное голодание, затрудняющее каждое физическое усилие, бесконечная дорога в глубь материка, к создаваемой станции Советской,- все это героический ледовый гимн, творимый нашими людьми.

Я с горечью думаю о том, что хулиганов, опрокидывающих в барах столы и бьющих но лицу девушек на танцульках, изображают на картинках в газете, фельетонисты переводят на них немало иронии. И какой-нибудь пьяный болван до смерти радуется тому, что попал в газету.

О большинстве же из тех, кто сейчас справа от нас пробирается по белой странице Антарктиды, по неведомой мертвой земле, горы которой еще не названы, о ветрах которой, температурах, геологическом и гляциологическом строении и т. д. и т. п. нет точных данных, которая остается на карте Антарктики белым пятном,- о большинстве этих людей никто не пишет. Здесь и мой долг, который я должен оплатить в ближайшем же будущем.

12.30. Мы приземлились на полярной станции Восток-1. Ее координаты 72°08/ южной широты и 96°35/ восточной долготы, высота над уровнем моря три тысячи сто пятьдесят метров. Летчики выгружают кладь - бочки с горючим для направляющегося сюда тракторного поезда.

Лишь недавно тут была континентальная станция, созданная на пути движения тракторного поезда к существующей ныне станции Восток. Тракторный поезд прибыл сюда 18 марта 1957 года, до наступления полярной ночи. 30 марта метеорологи приступили к наблюдениям по сокращенной программе, которую уже 11 апреля расширили до ее полного объема. Восток-1 проработал до 30 ноября 1957 года, а потом перебазировался на станцию Восток, расположенную в районе геомагнитного полюса.

На Востоке-1 нет ни одного человека. Теперь он служит промежуточной станцией, вернее, складом на пути из Мирного к югу - к Комсомольской, к Востоку и к создаваемой Советской. Здесь аэродром и бочки с горючим. Нельзя сказать, чтоб от Во-стока-1 оставалось веселое впечатление. Двадцать пять градусов мороза, пурга и пронзительный ветер дают себя знать, даже несмотря на ватную одежду. Снег под ногами плотный и скрипучий, как песок. Пытаюсь заснять кое-что «Киевом», но этот очаровательный аппарат работает на морозе до 30 градусов лишь в инструкции.

Тотчас поднимаемся снова, пока не успели остыть моторы. Хорошо видны следы гусениц и саней - их извивы протянулись на десятки километров. Очевидно, что свежего снега тут немного, раз их так нескоро заносит.

Под нами Пионерская - маленькая станция во льдах и в снегу Высокая радиомачта. И большой ярко-красный флаг, туго надутый и развернутый ветром во всю свою ширь.

Не могу себе представить, чтобы среди льда и снега какой-нибудь другой флаг мог выглядеть более красиво и радостно.

За двести километров до Мирного обедаем в самолете. Мне никогда не удавались описания трапез, характеристики блюд, дифирамбы сервировке. На маленьком столике, над которым подрагивают на щитке стрелки указателей скорости, высоты и угла подъема, стоит сковорода средней величины. Мы сидим вчетвером вокруг сковороды - кто на ящике, кто на чемодане, и у каждого своя вилка и свой аппетит. На сковородке шипит картошка с подрумяненным салом, нарезанная так же крупно, как ее нарезают в эстонской деревне. Ничего лучшего не существует!

От Мирного до Востока-1 и обратно - тысяча триста километров. Рейс длился семь часов.

Впервые я увидел облик центральной Антарктики. Она большая, холодная, беспощадная, безжизненная, однообразная и хоть жуткая, но красивая.