Станционные будни

Пока вопрос о восстановлении самолета рассматривается в высших сферах, разгрузочные работы завершаются. «Пенжина» первая покинула Дружную и взяла курс на остров Кергелен. «Капитан Готский» тоже торопится нас оставить. Северный ветер нагнал к берегу льды, прибарьерная полынья сузилась. Возникла опасность быть затертым во льдах. Звучит прощальный гудок. От нас с берега взмывают ракеты. И скоро силуэт дизель-электрохода, сделавшись до смешного маленьким, игрушечным, теряется среди льдов и айсбергов на горизонта.

С разгрузкой покончено, но теперь перед нами новая задача — подготовиться к полевым работам в горах, да и на самой станции дел хватает. Всеми хозяйственными работами на Дружной ведает комендант базы Анатолий Банщиков. Внешне он совсем непохож на хозяйственного работника. Хозяйственников мы привыкли видеть чаще всего в годах, солидными, с богатым трудовым опытом, нередко из отставных военных. Анатолий же молод, и его никак нельзя назвать солидным. Худощавый симпатичный блондин с этаким располагающим застенчивым нахальством во взоре. В клубе на танцах парню с его внешностью прохода бы не было. Но на Дружной нет девушек, и вся энергия уходит в работу. Тут-то и раскрылись в полной мере организаторские способности Анатолия как коменданта антарктической базы.

С утра Банщиков распределяет наряды: кому дежурить на кухне в помощь повару, кому работать по благоустройству поселка, Кто идет на дизельную, кто на склад продуктов и вещевого довольствия, а тут еще туалет нуждается в реконструкции — на базе проблем много. Комендант всем нужен, комендант нарасхват. Каждый со своими бедами идет к Анатолию: за сапогами, за ватником, за спальным мешком. Да мало ли что понадобится, о чем раньше не подумал, дома забыл, и вот теперь перед отлетом в горы спохватился. В полярной экспедиции мелочей нет.

И Анатолий безотказно помогает. Придешь к нему на склад с очередной просьбой. Посмотрит он на тебя своими покрасневшими от недосыпания глазами, И не разводя лишней бюрократии полезет в нужный мешок, выдаст штормовку, меховые носки, а если еще скажешь ему, что вечером собираешься в баню, то получишь и банку с импортным пивом.

Начальник нашего отряда, так тот ужасно любит хаживать к коменданту, все уговаривает его перейти в наш домик на постоянное местожительство. Говорят, и сам начальник базы предлагал Анатолию поселиться у него. Но комендант держит нейтралитет, предпочитает жить в одиночестве на складе, среди всевозможных коробок, ящиков, тюков и баулов.

Ежедневно из каждого отряда выделяется по человеку в «комендантский взвод». Приходит и мой черед. Комендант определяет двух геофизиков и меня в наряд на дизель-электростанцию (ДЭС). Там сейчас идет установка двух новых дизелей, и для них нужно выстроить помещение. На ДЭС хозяйничает наш главный механик Петр Федорович Большаков. Он немногословен. Показывает, где брать доски, где лежат гвозди, молоток и топоры. У него по горло дел — дизельная должна работать бесперебойно.

Остов нового помещения — вертикальные брусья и помост, На котором установлены агрегаты, — уже сооружен. Остается обшить Стены и потолок досками, и укрытие от ветра и снега готово, можно будет запускать новые дизели. Мощности старых не хватает. Основную энергию поглощает радиопередатчик, и на камбузе простаивают электропечь и гигантская электросковорода.

Дома не часто приходится заниматься плотницким делом. Теперь не ударить бы лицом в грязь. Под присмотром Петра Федоровича работать приятно. Он не понукает, порой помогает ненавязчивым советом, а сам копается со своими дизелями. Петр Федорович уже не в первый раз в Антарктиде. Механик знающий, трудолюбивый. А по характеру человек мягкий, деликатный. Только вот взгляд у него какой-то тихий, печальный, даже когда он, улыбаясь, одобряет проделанную нами работу.

Закончив с ДЭС, переходим на крышу кают-компании. Настилаем рубероид, приколачиваем его досками. Теперь после снегопада в щели не будет собираться вода, капать на обеденные столы, в столовой станет посуше.

После обеда весь наш отряд занимается сборами в полевой горный лагерь. У коменданта нужно получить палатки, собрать их, проверить. Если сейчас что-либо не учтешь, проглядишь, в горах спохватишься — локти кусать будешь. А хозяйство мы берем с собой большое: газовые плиты с баллонами, печи жидкого топлива, раскладушки, спальные мешки, геологическое снаряжение и продукты на два месяца.

Мясные припасы хранятся в специальном холодном складе. Его еще прошлая экспедиция организовала. И разумно поступила. Хотя Антарктида — ледяной континент, летом здесь продукты попортить — большого ума не надо. Под палящим круглые сутки антарктическим солнцем брикеты с мороженым мясом, ящики с курами моментально оттаивают.

Вход в склад через люк. Внизу, под снегом, просторное помещение. По углам толстенные бревна, стены обшиты Досками, в крышке отверстие для вентиляции, потолок в гирляндах сверкающих снежных кристаллов. Не склад, а заглядение! На полу сложены припасы: упаковки с бифштексами, эскалопами, шницелями, филе трески, судака, зубатки, ящики с курами, брикеты сливочного масла, говяжьи туши, свиные окорока...

Из специальной кладовой, помещающейся под боком у коменданта, получаем немного шампанского на Новый год, а наш начальник раздобыл еще и ящик с пивом.

Все продукты укладываем на брезент около домиков. Предстоит еще поделить их строго на две части по числу лагерей, дополучить крупы, муку, подсолнечное масло, перец, лавровый лист, мыло, соль, спички. Это еще не все, нужно взять на складе сахар, варенье, картошку, репчатый лук, из консервов — сардины, шпроты, сайру. Прошел слух — на Новый год полагается селедка и немного красной рыбы. Не забыть самое главное — хлеб! Без хлеба, как известно, русский человек жить не может. В прошлых экспедициях, знаю по своему опыту, приходилось заскорузлые, мерзлые, буханки распиливать пилой-ножовкой, а куски потом размачивать. Теперь же эта проблема решена. Буханки ржаного хлеба, предназначенные специально для нас, подготовлены в Ленинграде. Облиты спиртом, упакованы в целлофан и заморожены. Раскроешь такую упаковку — хлеб мягкий, влажный и к тому же спиртиком попахивает. Есть — одно удовольствие!

Вечером осваиваем снегоходы. Два новеньких «Бурана» — двухместные открытые машины, похожие на мотоциклы, только на гусеничном ходу, будут помогать нам в маршрутах. Это тоже новшество. В прошлых экспедициях в полевых геологических лагерях мы полагались только на собственные ноги. За «Бураном» удобно буксировать сани с образцами, а уцепившись за капроновый фал, сзади могут скользить два-три лыжника.

Сначала я самостоятельно отрабатываю вождение снегохода. Машина проста в управлении, хотя и требует некоторого навыка. Затем по указанию начальника пробуем коллективную буксировку. Я снова усаживаюсь в седло. Наш начальник, умиротворенный только что принятым пивом, и розовощекий, улыбающийся Ганс приготовились к буксировке. Завожу машину, вопросительно оборачиваюсь. Начальник радушно кивает. Нажимаю на газ, и снегоход, подпрыгнув, как норовистый конь, срывается с места. Мы выкатываемся на снежную целину на окраине станции. Здесь я прибавляю скорости. «Буран» лихо несется по застругам, словно по стиральной доске. Теперь я уже освоил машину и чувствую себя в седле, как лихой наездник. Слегка привстаю, словно в стременах, и еще сильнее жму газ. Сзади раздается истошный вопль. Оглядываюсь. Ганс, вцепившись в натянутый шнур, катится в одиночестве, начальник валяется на снегу. Делаю крутой вираж, возвращаюсь назад. Глушу мотор точно у ног начальника, жду, как он оценит мое мастерство. Но начальник молчит, снег забился ему за ворот, одна лыжа соскочила. Он сопит, отряхивается и... лишает меня водительских прав. Вот тебе и угодил начальству!

Оставив «Буран», иду к нашему доктору. Он хранитель станционной печати. У меня кипа конвертов, многие просили погасить марки на Дружной. Над докторским домом белый флажок с красным крестом. Вокруг намело большие сугробы. Чтобы войти, надо нырнуть на несколько метров вниз по крутым обледенелым ступеням. Счастье твое, если не сломаешь ногу. По профессии наш врач — хирург. Травматология, судя по ступеням, ведущим в жилище, его тайная страсть! В прихожей в углу с немым укором смотрят на тебя самые разнообразные костыли. Вез их человек бог знает откуда, из-за морей и океанов, и вот все простаивает без дела. Даже совестно становится за себя: спускался по лестнице, хоть бы ногу подвернул! Прихожая заполнена летчиками. После несчастного случая с самолетом они зачастили к врачу. И сам начальник авиаотряда серьезно недомогает. Что поделаешь — нервы...

Проштемпелевав конверты, направляюсь в «незабудку». В «незабудке» уже находится начальник базы. Как-то само собой нас потянуло на воспоминания, тем более что есть о чем вспомнить. В одной из прошлых экспедиций работали вместе. Однажды при организации базы на леднике Эймери в творческом содружестве конструировали... общественный туалет. Человека, далекого от полярных будней, возможно, шокирует такая подробность. Но каждый, кто хоть раз был в полярной экспедиции, отнесется к ней без предубеждения и с должным вниманием, ибо этот объект жизненно важен на полярной базе. Так вот, туалет тогда получился у нас необычный, экзотический. Под него мы приспособили грот в ледниковой трещине. И, учитывая голубизну стен, назвали «незабудкой». С тех пор на полевых базах привилось это название, стало именем нарицательным. «Незабудка» Дружной, в этом мы сходимся во мне-нии с начальником, возможно, более удобна и безопасна, но... построена без фантазии.

Много воды утекло с того времени, когда мы работали на леднике Эймери. Товарищ мой посолиднел, да и груз ответственности, видно, тяжело лег на плечи. Редко увидишь улыбку на его лице, Начальником базы он назначен впервые, старается не уронить авторитет. Разговаривает чаще всего официально, холодно. Разве, что в «незабудке» оттаял, да и то не надолго. Вечно теперь он озабочен, недоволен. Только успеет распечь одного за промах, как нужно уже выговаривать другому. И это он делает не спеша, основательно. Но я еще ни разу не слышал, чтобы он кого-нибудь похвалил.

Особенно заботит его руководитель нашего отряда, «Нехороший он у вас мальчик!» — безоговорочно заключает начальник базы, перечислив ряд его недостатков. «Нехороший мальчик» — любимое выражение начальника базы, означающее крайнее неодобрение. Более крепких слов он не употребляет.

Я понимаю, что многое, сказанное в адрес моего непосредственного шефа, справедливо. Только лучше бы высказать подобные замечания тому с глазу на глаз, а то уже и так вся база знает, что наш руководитель на плохом счету у начальника базы, и некоторые геологи этим пользуются.

Но, возможно, мои суждения поверхностны, и я ошибаюсь. Оба начальника давние знакомые, работают вместе в одном институте. У них старые счеты. Ругаются, ругаются, а, в общем-то, ладят, берегут честь мундира. Я же представитель другого ведомства, да к тому же еще и журналист. Моя книга об Антарктиде «Земля Королевы Мод», где главными героями были геологи, задела кое-кого из них.

Может быть, именно поэтому начальник базы держится теперь по отношению ко мне настороженно, каждую мою радиограмму в газету читает недоверчиво, словно ожидает какой-то подвох? А может, какая другая причина в том, что не сложились наши отношения? А что если она кроется в моих личных недостатках? Известно, в чужом глазу соринку заметишь, в своем не видишь и бревна! Есть о чем поразмышлять на досуге. В Антарктиде вообще гораздо чаще, чем дома, думается «о времени и о себе» и порой многое переосмысливается.