Гренландское море

Планируя экспедицию, мы никак не предполагали, что нам придется работать в Гренландском море. Этого никто не предполагал. Считалось, что средняя скорость дрейфа в направлении Атлантического океана будет 1-2 мили в сутки и через 10-12 месяцев - весною 1938 года - мы отойдем к югу примерно до 83-81^°с. ш. Здесь нас и снимут самолеты.

Такая скорость действительно наблюдалась.в Центральной Арктике. Но по мере продвижения к югу постоянная составляющая дрейфа быстро возрастала. Между 90 и 85^° с. ш. она имела 1,4 мили в сутки, между 85 и 83^° - 2,2, а сейчас, в декабре, на широте около 83-82^°, достигла 3,3 мили в сутки. Вместе с этим местные ветры, непосредственно действующие на льдину, значительно усилились и почти постоянно дули с северной половины горизонта. Интересно также, что их действие на льдину становилось все более эффективным - как будто на льдине парусов прибавили. В Центральной Арктике местный ветер гнал льдину со скоростью, составлявшей около 0,017 от скорости ветра, а теперь этот коэффициент превысил 0,020.

Гренландское море уже не белое пятно. Здесь не раз бьь вали экспедиции. Тем не менее некоторые наши работы пред-ставляли большую ценность. Во-первых, здесь никто не бывал зимой. Гравитационные и точные гидрологические наблюдения здесь также не велись.

Мы это хорошо понимали и стремились собрать как можно больше материалов. Ускоряющийся дрейф заставлял работать быстрее.

16 декабря. 21 час. Сегодня полнолуние, и кругом светло, как днем. Узнали, что, пользуясь этим, Мазурук собирается лететь с Рудольфа домой. Эрнст только что получил сообщение от своих избирателей. Теперь все мы избраны депутатами Верховного Совета СССР. По кружке коньяка по этому поводу мы, конечно, выпили, друг друга поздравили, и, естественно, очень рады. Вместе с тем это нас смущает. Мы много рассуждаем о Верховном Совете и депутатах, но плохо себе представляем, что и как будем делать в этом качестве.

Завтра льдина пересечет широту острова Рудольфа. Там наша база, наши друзья, которые вложили много сил в обеспечение успеха экспедиции, так искренне заботятся о нас.

В связи с этим написал и отправил посвященный им очерк.

«На северном берегу бухты Теплиц снег каждое лето стаивает. И тогда появляются на свет полуистлевшие ящики с английскими и норвежскими надписями. Ржавые консервные банки в изобилии разбросаны среди больших камней. Это остатки старых экспедиций. Остров, лежащий почти на 82^° северной широты, не раз намечался базой для достижения полюса. В первые годы нашего столетия поздним летом в бухту Теплиц заходили корабли. На берегу возводилась нехитрая постройка, и долгой ночью вновь и вновь продумывались планы похода.

Весной на мысе Флигели те, кто уходил в океан, на север, торжественно прощались с товарищами, остающимися на базе. Национальные флаги развевались на палках, привязанных к нартам. Лаяли, выли десятки собак, ожиревших за зиму. Никому не удалось отсюда достичь полюса. Некоторым не удалось вернуться. Могильные кресты и памятники пропавшим оставались на острове.

Под осыпающимися черными скалами угрюмого мыса Аук Лииник и Пустотный в 1914 году похоронили Георгия Седова, последнего из смельчаков, уходивших на полюс пешком.

Осенью 1936 года ледокольный пароход "Русанов" упрямо пробирался через тяжелые льды Британского канала. Остров Рудольфа вновь намечался базой для достижения полюса. На этот раз полного и окончательного. Легко было бы выгрузиться на одном из южных островов Земли Франца-Иосифа. Но начальник рейса Папанин упорно вел судно к Рудольфу. Продвинуть базу на полсотни километров к северу значило обеспечить переброску лишних полтонны груза на полюс.

Вновь и вновь «Русаков» ломал толстый лед и наконец остановился в двух километрах от берега. Был конец сентября. Торопливо выгружали большое хозяйство будущей авиабазы: жилые дома, радиомаяк, аэродромное оборудование. Мощные тракторы, упираясь тяжелыми гусеницами, волокли грузы по льду на берег. Работали непрерывно, в две смены. Штабели ящиков вырастали на берегу. Бочки с бензином для будущих крылатых гостей выкатывались на крутой подъем. Быстро собирались дома.

Тринадцать дней работали строители. Затем "Русанов" ушел. Зимовщики остались одни. Это был тщательно подобранный молодой коллектив. Начальник, комсомолец Яша Либин, был истинным учеником Папанина. После ухода корабля работа не ослабевала. Строители - Зуев, Лебедев, Кудрявцев - заканчивали вчерне собранный дом. Радисты - Богданов, Бобков, Кузнецов - установили и пустили в ход сложную аппаратуру радиомаяка. Механики - Фадеев, Сторожко - установили моторы и протягивали электросеть. Мартынов, Воинов готовили к весне вездеходы и тракторы. Единственный метеоролог Митя Каменецкий нес всю работу на метеостанции. Авиамеханики Мельников и Латыгин подготавливали аэродромное хозяйство. Замечательный повар Курбатов со своим помощником старейшим полярником Пурменцовым до отвала кормили все население острова.

Всегда веселый каюр Саша Болдин руководил тремя десятками псов и большим скотным двором зимовки. Один человек на острове не имел своего прямого дела, доктор Новодережкин. По молодости отпустивший бороду, он был отдан в распоряжение Болдина, ибо никто не хотел ни болеть, ни доить.

Долгая ночь прошла очень быстро. Либин первый поднимался по утрам и будил остальных. К прилету экспедиции хотелось сделать многое, а времени было мало. 80 тонн бензина перевезли с берега на купол ледника. Целый домик был перетащен тракторами на аэродром на куполе. В марте все было готово.

22 апреля аэродром под 82^° северной широты принимал самолеты. Пропеллеры воздушных кораблей еще вертелись по инерции, когда пыхтящие тракторы оттаскивали их на заранее приготовленные позиции к креплениям. Эти крепления, лестницы для осмотра моторов и вся до мелочей продуманная подготовка восхищали пилотов. Повязка Красного Креста на рукаве полушубка молодого бородатого доктора была заключительным штрихом.

Все помещения блестели идеальной чистотой, и чучело медведя у входа протягивало ключ от полюса. Этот ключ подошел.

21 мая ушел на север наш самолет, и до самого полюса заботливо гудели сигналы радиомаяка, указывая направление полета.

6 месяцев мы жили севернее всех на земном шаре. Ближайшим к югу был Рудольф. Через него шли наши телеграммы на материк. На Рудольф с пароходами и самолетами шли письма и газеты для нас. Часто однообразный писк телеграфа сменялся живым голосом, и мы слушали по телефону письма и газетные статьи, слушали товарищей, прилетевших с Большой Земли.

Теперь мы плывем у берегов Гренландии. Будь день, мы Видели бы в хорошую погоду высокие горы берега. Рудольф к востоку от нас, за Шпицбергеном.

Мы всегда благодарны дружному коллективу Рудольфа за его неизменную внимательность к нам. Теперь они вновь стали самыми северными жителями нашей планеты».

19 декабря. 23 часа. Пасмурно. Тихо. Сегодня вел гравитационные измерения. Получил поздравительную телеграмму от Анютки. В Арктическом выпуске "Последних известий" читали наши письма к избирателям. Сообщили, что начата подготовка к снятию нас со льдины. Обсуждаются различные проекты.

А здесь нас одолевает сырость. Я высушил свой отсыревший спальный мешок на воздухе и сейчас приволок его со двора. Он действительно высох. Иван Дмитриевич читает Нансена.

20 декабря. 11 часов. Довольно тепло, -23^°, и ветер. Пасмурно. Снегопад. Луна все же дает достаточно света.

В нашем доме тепло, иней, которым обросла палатка изнутри,- тает. Везде капает. Вчера довольно хорошо изолировал свою койку перкалем со всех сторон, а сегодня утром обнаружил, что с моей койки капает на Ивана Дмитриевича.

Петя и Зркст играют в шахматы. Иван Дмитриевич налаживает лампу - фитиль подгоняет, пыхтит, горелки под его руками скрипят. Вероятно, северный ветер опять отогнал нас далеко на юг. Определиться нельзя уже вторые сутки.

Эрнст прочел нам свой новогодний очерк и сейчас передает его на Рудольф. Иван Дмитриевич обрабатывает свое сочинение - он пишет статью о дрейфе. Ох, тяжелы муки творчества!

Я сижу в своей обсерватории по 30 минут, а в промежутках между интервалами гравитационных измерений прихожу домой и тоже сочиняю. Именно об этих муках.

«Пять газет и ТАСС имеют своих специальных корреспондентов на дрейфующей льдине. А нас тут всего четверо. Неграмотного Веселого в расчет принимать нельзя. Некоторые издательства уже сейчас заготовляют на корню наши предполагаемые книги. А приветствия? Вы знаете, сколько приветствий, ответов, поздравлений мы посылаем различным организациям? 5000 слов в месяц! Ведь это тоже литературная работа. Вот и пришлось нам открыть здесь непризнанный, но очень плодовитый филиал Союза советских писателей.

Ученые тревожатся - так вот чем они занимаются! Не беспокойтесь, научная работа идет своим ходом. Дрейф сейчас настолько быстр, что нам приходится делать все измерения гораздо чаще, чем раньше. Мы не успеваем обрабатывать добытый материал, поэтому и не даем пока научных отчетов.

Творим урывками. Хотите заглянуть в творческую лабораторию? Сейчас удобный момент.

Во-первых, пурга. Пурга - полный заряд в аккумуляторах - первое условие литературного творчества.

Во-вторых, близится Новый год. Каждый хочет дать материалы своей газете. Сидим, поджав ноги, на шкурах и сочиняем.

Вы видите разные фазы этого тяжелого дела.

Справа от меня Иван Дмитриевич нахмурившись обдумывает серьезную тему о ближайших перспективах дрейфа. Почесывая карандашом небритую щеку, он подсчитывает нашу скорость за последние недели.

Ширшов сегодня титрует. В большую рюмку наливает по каплям какие-то растворы и старательно толчет воду стеклянной палочкой. Сейчас в ожидании, пока реактивы нагреются, он выправляет написанную вчера заметку. Вечером мы слушали ее и уличили автора в плагиате и неправильной концепции. Напрасно Петя, перелистывая замусоленные страницы радиожурнала, уверял, что аналогичное описание лунной ночи имеет уже двухмесячную давность. Пришлось переделывать. Он сидит на полу в ногах у Эрнста. У его плеч и за спиной тянутся многочисленные провода радиостанции.

На жестяной коробке из-под продовольствия уложен мягким свертком запасной спальный мешок. Строго вытянувшись, помещается на нем длинная фигура Кренкеля. Перед его неподвижным и бесстрастным лицом развернуты страницы журнала. Нажимая ключ, он буква за буквой перегоняет очередную тысячу слов на Рудольф. Монотонно гудит моторчик. Видно, как буквы выскакивают в мировой эфир,- в антенном проводе мигает лампочка.

Неожиданно раздается легкий треск и пахнет гарью. Величавое спокойствие Эрнста мигом нарушено, он рычит. Левой рукой резко выключает передатчик. А дело в том, что в поисках вдохновения Петя медленно поднял глаза к потолку. На минуту взгляд его задержался на раскрытом буфете гидрохимической лаборатории, где между трубочками и пипетками укреплен портрет очаровательной девушки. В этот момент его затылок прижал какой-то провод к металлической стойке и через изоляцию поскакали синие искры. Всему виной сырость. Вы знаете, что в ветреную погоду у нас тепло. Толстый белый слой изморози на потолке и стенах оплывает ледяными сосульками. Отовсюду капает. Пользуясь влагой, электричество от Эрнста расползается по всей палатке и даже спальный мешок иногда искрит.

- Минуточку, Теодорыч,- Иван Дмитриевич быстро вытаскивает из-под себя длинный грязный шерстяной чулок и, протянув руку через Петину голову, обматывает им провод. Авария исправлена, и вновь жужжит моторчик.

У меня сегодня гравитационные измерения. 30 минут каждого часа я греюсь в палатке, а остальное время провожу в обсерватории. Там качаются маятники. Полчаса считаю секунды, глядя в трубку на мелькающие блики, а затем возвращаюсь домой. Регулярный снежный душ освежает мое творчество.

Выглянув очередной раз из ледяной хаты, замечаю, что облака немножко разошлись. Это замечательно. Уже четверо суток мы не знаем своего места, а крепкий северный ветер, по-видимому, отогнал нас далеко на юг.

Узнав, что показались звезды, все торопливо помогают наладить астрономическое хозяйство. Астроном вооружен новейшей техникой - телефонная линия идет от теодолита в палатку, где Иван Дмитриевич или Петя, сидя у хронометра, загоюывают отсчеты и моменты времени. Микрофон От холода или по другой причине иногда бастует - не слышно отсчетов, и ассистент из палатки выключает мне освещение. Долго ору я в эбонитовый рожок, тру его, бью кулаком по никелированной чашечке, чтобы вызвать свет в теодолите. Снова приходится ловить на черные нити яркую крупинку звезды. Наблюдения закончены. Все нетерпеливо ждут результатов.

81^°07^' широты. Здорово, 37 миль на юг за четверо суток. Итак, мы благополучно миновали тревоживший нас мыс Северо-Восточный - ближайшую оконечность Гренландии. Подгоняемые крепким ветром, в пурге, мы быстро прошли к югу, оставляя в 30 милях справа берег, на который, с грохотом ломаясь, громоздятся ледяные поля. Прощай, Ледовитый океан. «Северный полюс» выходит на просторы Атлантики. Прощай, 1937 год, в котором мы так много получили от Родины, что боимся, хватит ли остальных лет жизни, чтобы оправдать ее доверие.

Там, под горизонтом, солнце уже начинает подниматься. Идя к югу, мы скоро встретимся с ним».

28 декабря. 13 часов. Вчера вечером ветер стих и установилась ясная погода. "Последние известия" сообщили о мерах, принимаемых для нашего возвращения. "Ермак" срочно ремонтируется и будет готов к 1 апреля, тогда пойдет в Баренцбург. Патрульное судно "Муромец" в феврале начнет крейсировать у кромки возле нас. Этот план нам нравится.

Приятно было узнать, что в Испании началось наступление правительственных войск. Взят Тэруэл.

24 декабря. 11 часов. Сегодня празднуем день рождения Эрнста. Поздравили, послушали рассказы о его первых приключениях в Арктике.

Вчера легко сделали гидрологическую станцию на уже небольшой глубине - всего 1300 метров. Это подъем к порогу Нансена - подводной гряде между Гренландией и Шпицбергеном. Сейчас Иван Дмитриевич жалуется на хруст в ногах и суставах. Все-таки сырость у нас большая, и это способствует разным ревматическим явлениям.

27 декабря. 13 часов. Ночью опять началась пурга. Сейчас мы уже на широте 80^°32^'. Скоро кончатся мои астрономические графики, которые облегчают вычисления. Придется координаты вычислять обычным путем, как на кораблях. Очень следовало бы вчера сделать магнитные определения, но не успел.

Болтаем на новогодние темы. Вчера утром после суточного перерыва в связи Эрнст принял 20 телеграмм. Анютка сообщила, что одна наша приятельница вышла замуж,- понимаю, что писала не без ехидства, знала, что я раньше немного ухаживал за этой девушкой. Настроение у всех очень хорошее. Ночью Петя начал очередную гидрологическую станцию. Глубина оказалась всего лишь 235 метров - вот он, порог Нансена. Однако кз-за быстрого дрейфа провозились с измерениями долго.

28 декабря. 22 часа. Сегодня около 15 облака разошлись. Света уже много. По горизонту яркая заря. Вчера вечером мы прошли широту 80^°20^'. Мою магнитную обсерваторию окончательно засыпало.

Сейчас Петя титрует. Иван Дмитриевич что-то ладит у ветряка. Он крутится, однако динамка работает плохо, стрелка амперметра все время скачет. Вероятно, опять нарушен контакт в проводах.

Выглядывал сейчас - нет ли звезд? Очень неприятно брать их после метеосрока - так спать хочется, а тут они как раз и появились. Ничего не поделаешь, тащусь к теодолиту. Второй уже раз отрываю его из снега и хочу переставить на новое место, но пока не успеваю. А его снова засыпает. Сейчас приходится вести наблюдения чуть ли не лежа. Барометр второй день идет вверх, а ветер только сейчас начинает стихать.

31 декабря. 15 часов. 29 и 30-го было тихо. Сделал магнитные определения, открыл свою яйцеобразную магнитную обсерваторию. Нацепил на нее матерчатый полог. Мы уже спустились на 79^°, и кончились мои астрономические графики. Вчера впервые вычислял обычным путем, с таблицами. Ночью опять началась пурга, хорошо, что с юго-юго-востока. Может быть, подзадержит дрейф. Температура всего - 6^°. Петя утром ушел посмотреть свою палатку. Я после срока наблюдений присоединился к нему, помог крепить.

Вчера после обеда отбивал лед от стенок около кровати. Срубил с нашей стороны килограммов пятнадцать. Теперь не будет капать. Перкаль протащил за кровать. Телеграммы, поздравления идут потоком. Сейчас мы с Петей брились и мылись. Приятно было надеть чистое белье. Иван Дмитриевич готовит особо вкусный обед. Ветер стих. Барометр пошел ровно. Вечером Иван Дмитриевич увидел низко на самом горизонте огонек. Все небо было затянуто облаками, ни одной звезды не было видно.

- Ребята, фонарь! - Иван Дмитриевич помахал "летучей мышью", и, казалось, в ответ мигает и двигается огонек.

- Петя, Женя! - мы вылезли.- Смотрите, как будто шевелится.

- Посмотрю в теодолит.

Посмотрел - звезда, облака быстро ее закрыли. У Ивана Дмитриевича, да и у Пети еще не пропала надежда, что может прийти к нам уцелевший Леваневский.

- Так и думал: вот идут братки. Вот было бы счастье!

5 января. 15 часов. Уже прошли 79^°. Заря большая, похожа на день. С вечера ветер. Сейчас метет. Но облака не сплошные - проглядывают три-четыре звезды.

Новый год встретили хорошо, дружно. Мы с Петей крепили палатку и только-только успели к праздничному ужину. Все хорошо помылись. До сих пор тянутся поздравительные телеграммы. Сегодня Анютка прислала мне кое-какие сведения о Киргизии, где находится мой избирательный округ.

Дрейф очень ускорился - по 10-12 миль в сутки. За декабрь прошли три градуса широты.

7 января. 23 часа. Вчера и сегодня делал магнитные наблюдения. Опять большая заря. Настроил гравитационные приборы для измерений на завтра.

В последнее время донимает ветер. Дует очень часто, передохнет дня два и опять зарядит на неделю.

12 января. 22 часа. 8, 9 и 10-го делал 18-й пункт гравитационных наблюдений. 10-го после окончания сделал магнитные определения, 11-го повторил их. 10-го вечером были интересные новости. Я не застал начала этой радиопередачи. Вечером работал, и только к 24 часам окончил измерения и пришел домой.

Поставил ящик с аккумуляторами в кухне. Не снимая малицы, пролез к метеоящику. Товарищи слушали известия. Слегка парил чайник. Пока отсчитывал анероиды, радиопередача кончилась.

- Ну, кто будет Жене докладывать?

- Обожди. Он сейчас уши заткнул.

- Верно, обожди. Кончу метео, приду, разденусь, послушаю со вкусом.

- Мы пока подразним: "В беседе с нашим корреспондентом Отто Юльевич сказал..." и точка. "Ввиду быстрого дрейфа..." точка. "Начальником экспедиции назначен..." точка.

Действительно, новости интересные. К нам выходит "Таймыр" с самолетом Р-5 на борту. Кроме того, Спирин гонит два новых самолета ЦКБ-26 в Мурманск, чтобы оттуда в случае чего лететь прямо к нам. "Ермак", видимо, отпадает,- его ремонт закончится только 1 апреля. Маленький бот "Мурманец" вышел 11 января.

13 января. 21 час. Сегодня опять задул ветер с норд-норд-веста. Сильный снег.

Идет сессия Верховного Совета СССР. Жадно слушаем все сведения о ней. Сейчас в арктическом выпуске слышали приветствие, посланное нам группой депутатов. Оно очень теплое. Вчера на сессии говорили об отсутствующих депутатах. Иван Дмитриевич поставил в честь сессии флаги. Целый день они трепещут.

Нас совсем занесло. Крыша палатки сравнялась с уровнем снега. Заходить в дом приходится через лаз, как в нору.

Появился и быстро нарастает день, вернее, сумерки,- солнце еще под горизонтом. Неудивительно. Мы съезжаем к югу за сутки около 10 миль. А солнце прибавляет полуденную высоту на 7 минут. Для нас же получается более четверти градуса в сутки.

Мы выходим в область глубин, измеренных разными экспедициями. Белое пятно кончается.

14 января. 15 часов.Делаю очередные гравитационные измерения. Пуржит. Ветер около 8 метров. Все еще пасмурно, поэтому пока не знаем своего места. Норвежцы предлагают услуги своих станций. Оказывается, ближайшая станция - в Мюкбухте, на широте 77^°29^'. Это недалеко от нас. На нашей карте эта станция не обозначена.

18 января. 01 час. Опять пурга. Ночью и утром 16-го ветер около 16 м/сек. Начал было гравитационные измерения, но в обсерваторию занесло много снега. Выкидывал снег, а его вновь задувает. Попробовал замуровать снегом, тоже не вышло.

В палатке шахматы. Иван Дмитриевич играет с Петей, а Эрнст на очереди. Иван Дмитриевич делает в шахматах большие успехи. Играет пока что с фором. Прошлую партию Петрович сдал честно. Эрнст подает замечание.

- Ты что же две фигуры зеваешь, Дмитрич?

- А как?

- Туру сдал бы, а коня и офицера взял. Шах королю и гарде.

- Нет, пропал к черту, хоть сдавайся.

- Зачем паникуешь? Если Пете скажешь гарде, у него аж поджилки затрясутся.

- Ну все равно, пропал к черту.

Вчера утром поволновались. Около 5 часов Эрнст завязал связь со станцией на острове Ян-Майен. Долго разговаривал. Норвежцы сообщили, что горизонт у них чист и льда не видно, а мы собираемся быть у Ян-Майека в начале марта. Часом позже получил телеграмму с "Мурманца". Он на 76^°23^' с. ш. и 5^°30^' в. д. У него чистая вода, температура -1^°. Выходит, чистая вода не так уж далеко. Сначала это нас взволновало, а потом успокоились. Иван Дмитриевич пришел даже в веселое настроение.

- Черт с ним. Накачаем клиперботы. Поставим на них мачты, протянем антенну, будем себе цмыкать. Пойдем флотилией.

- Ну, уж связи тогда не будет.- Эрнст помрачнел. Мне пришло в голову, что станция на Ян-Майене, наверное, расположена с южной стороны. Естественно, лед оттуда отнесло. Все время дует норд-норд-вест. Кстати, волны там тоже нет. А это говорит о том, что лед накопился с северной стороны острова, а на юге его и не должно быть. Сегодня мы это выясним. "Мурманец" тоже гораздо дальше от нас, чем показалось вначале. Градусы долготы здесь уже длинные стали. От него до нас еще 400 километров.

В последние дни обнаружил, что наше ледяное поле качается. Впервые отметил это 14 вечером, нивелируя прибор после гравитационных измерений. Увидел, что уровни колеблются. Не поверил. Утром 15-го во время астрономических наблюдений ясно видел, как ходили уровни теодолита. Они показывали, что лед колеблется в направлении с востока на запад, с амплитудой около двух делений уровня и с периодом 10-12 секунд. В направлении север - юг на одно деление с тем же периодом. Ветер при этом был незначителен, около 2 метров.

В 15 часов 15-го еще раз смотрел на уровни. Колебания ослабли. Качал маятник с 15 до 23 часов. Затем делал магнитные наблюдения. Опять подул сильный ветер, но уровни были спокойные.

19 января. 01 час. Вечером замечательная тихая погода. Полный штиль. Ясно. Температура -44^°. Возился с аппаратурой. Все время слышался отдаленный треск и гул торошения. Часто отказывает связь. Только сегодня в 18 часов Эрнст передал метеосводки за 17-е число. Наступило непрохождение коротких волн. В палатке прохладно. Пробовали зажечь керосиновые лампы - погасли, без ветра вентиляция плохая. Нехватает кислорода.

Сейчас Петя пришел. Сначала в дверь влетела пара меховых рукавиц, потом было слышно, как он хлещет метелкой по рубашке, выбивая снег. Влетела рубашка. Снова хлестки - по торбасам и, наконец, вошел сам. Петя пристраивает рукавицы у потолка.

- Промокли? Зачем их носишь?

- Руки мерзнут.

Смотрит на свои закоченевшие кисти. Они слегка опухли. На тыльной стороне кисти шишки - сверху ознобление, а кончики пальцев отморожены.

Эрнст сидит хмурый.

- Теодорыч, что грустный?

- Рудольф не отвечает. Короткие волны ожили, а он по-прежнему просит на длинных. А тут разряды сильные - вот и не слышит.

- Эх, горемыки.

- Радисты на "Мурманце" и в Баренцбурге тоже не имеют связи с материком.

Петя держит кружку в обеих руках. Греется. Жадно пьет горячий чай.

- Что-то Веселый бдительность потерял. Не лает и не лает.

- А он на луну весь свой заряд истратил, загоняя ее за горизонт.

20 января. 12 часов 30 минут. Вчера продолжался штиль. Было ясно. Вдали опять трещал лед. День разгорелся настолько ярко, что осталось видно всего 4-5 звезд. Связи все еще не было. Рудольф нас не слышит. "Мурманец" не слышит, Баренцбург не слышит. Эрнст слышит всех их и разговаривает с Ян-Майеном - он совсем близко, да и радист там молодец.

Иван Дмитриевич долго не спал. Они с Эрнстом посчитали, что "Мурманец" очень близко. Сегодня ночью он таки связался с Эрнстом и сообщил свои координаты - 76^°42^' с. ш. и 5^° з. д. Привыкнув к долготной мелкоте на севере, они и оценили это как очень близкую к нам позицию. Иван Дмитриевич разговорился, как "Мурманец" подойдет на 20 миль и мы тогда будем возить все хозяйство на собаках. В действительности до "Мурманца" еще 200 километров.

А сегодня потеплело, -21^°, и опять пурга. Ветер 12 метров, с севера. Со стен капает.

22 января. 22 часа. Вчера был большой день. Утром ветер стих. В прорывах облаков проглянули на короткое время звезды. На воздухе было тепло. Приятно отдыхали лицо и руки после мороза. Нужно было начать магнитные и гравитационные измерения.

Подходил туман. Темные пятна отсвечивали на низких облаках, по-видимому расходились трещины. Шум торошения доносился с востока. Петя пошел проведать гидрологическую палатку, а Иван Дмитриевич и Эрнст принялись жарить колбасу. Только что я расположился начать магнитные наблюдения, как пришел Петя. Оказывается, трещину развело. Палатка с гидрологической лебедкой и всем хозяйством оказалась на противоположном берегу стометрового разводья. Она стояла, как было видно, у самого края и это было опасно. Посоветовались. Решено было нам с Петей плыть на байдарке туда и оттащить все гидрологическое хозяйство подальше от края поля.

Без труда откопали байдарку. Вчетвером на нарте отвезли ее к трещине в ближайшем от лагеря месте. Здесь спуститься на воду было нельзя, везде в воде плавал толстый слой снежуры. Потащили вдоль трещины и метрах в двухстах нашли удобный спуск.

Спустили байдарку, поплыли. Приятно было ощущать воду. Эрнст и Иван Дмитриевич ушли домой, оставив на берегу торчком карты и два зажженных фонаря, для того чтобы мы не заблудились. Был густой туман, и очертания берегов различались плохо.

Все имущество гидрологического хутора оказалось в порядке. Раскопали нарты. Оттащили в два приема лебедку и палатку метров на сто от края разводья. Немного походили взад и вперед и отправились обратно. Было видно, что развело южную и восточную трещины. Вытащили байдарку из воды, приволокли в лагерь.

23 января. 21 час. Сегодня сделал магнитные и гравитационные наблюдения. Мою обсерваторию засыпало так, что трудно было обнаружить. Втроем - я, Петя и Иван Дмитриевич - сделали за несколько часов подземный ход из кухни прямо в обсерваторию. Вышло хорошо. Сегодня небо уже желтеет, день все больше прибавляется. Вчера было красное свечение на небе перед зарей. Вероятно, это высокие облака, освещенные солнцем. Скоро и оно само покажется.

28 января. 0 часов. Все еще тихо. Медленно проходят облака. А совсем недалеко - на Ян-Майене и у "Мурманца", который на 75^°27^, с. ш. и 6^°30^' з. д.,- сильный шторм. Сегодня сделал очередной пункт гравитационных наблюдений. С утра уровни немножко шевелились, но все же начал. Кажется, благополучно. Ходил в свою гравитационную лабораторию по новому подснежному коридору. Очень удобно. Петя делает суточную серию измерений течений на разных глубинах. Кончит сегодня утром. Просит отложить ветер. Эрнст, наоборот, просит ветра, так как заряд аккумуляторов истощился. Сейчас он сел к передатчику. Рудольф сообщил, что там пурга. Длинные волны проходят, а на коротких все еще непрохождение. Сегодня связь у нас была только с "Мурманцем". Ян-Майен тоже из-за штормовых разрядов не действует.

Вечером Дмитрич зашивал суконную рубашку, рукав болтался совсем на ниточке.

- Вот чертова выкройка. Лишний лоскуток получился, а рубаха, как дамская кофта с проймами. Смотри.

Дмитрич вытягивает продукцию. Действительно, рукава короткие, в складочку.

- Ты, может, с другого конца пришил?

- Нет. Он еще болтался на ниточке. Видно было. Ах, черт, иголка пропала.

Иголка упала на пол. Долго мы тормошили шкуры, ковырялись в слое слежавшихся старых носков, лоскутьев шерсти. Нет ничего.

- Вот стерва. Ты, Женя, прыгаешь, что козел, сверху. Еще войдет в пятку. Я знаю, мне раз вошла, так едва вытащили.

Сегодня интересный арктический выпуск "Последних известий". Слушал один Иван Дмитриевич. Плохо было слышно - он прямо-таки влез в приемник. Потом рассказывал, весело смакуя: Шмидт вынес "Мурманцу" благодарность. Ледоколы "Сталин" и другие должны участвовать в навигации. "Таймыр" спешит выйти к нам.

28 января. 17 часов. Вчера метель. Делал следующий пункт гравитационных наблюдений. Я стараюсь делать эти измерения как можно чаще. В этом районе они не производились. А другие измерения не так уж важны - их делали и прежние экспедиции. Не перестаю наслаждаться коридором. Ходишь, как в квартире, и почему не догадался раньше сделать! Сегодня тоже метель. Сегодня после двухсуточной непрерывной работы лежал в мешке до 11. Утром Эрнст сделал кофе с коржиками, и я изволил пить его в мешке. Блаженствовал.

Сеязь с "Мурманцем" кое-как состоялась. Рудольф нас не слышит. Ян-Майен взял от нас метеосводку, несмотря на сильный треск в антенне.

Когда подошел срок делать очередные метеонаблюдения, надел вторую рубашку. Откинул занавеску входа. Плотной стеной стоял убитый ветром снег. Иван Дмитриевич копался у верстака, доканчивая исправление деталей гидрологической вертушки. Я расковырял лопатой снежную стену. В тамбур посыпались рыхлые куски. В образовавшуюся дыру хлестнул снежный вихрь. Выполз, выставив вперед все свое хозяйство - анемометр, дощечку для записи. Стремительный снежный поток несся через лагерь. Дрожала и выла мачта. Мутный серый свет пробивался сквозь облака. Метеобудка, как всегда, была забита снегом полностью. Вынув термометры, очистил. Термограф стоял, лампочка не горела. Пустил анемометр. Он зажужжал, быстро вращаясь. На указателе ветра - те же 170^°. Вернулся.

Иван Дмитриевич помог отряхнуться. Убрал, выкинул насыпанный в тамбуре снег. Хорошо в жилье в пургу. Тепло, светло. Сейчас Эрнст и Иван Дмитриевич играют. Шахматы стали у них лучшим отдыхом. Иван Дмитриевич, Петя и Эрнст играют в любое время. Я держусь пока. Чувствую, если присоединюсь к ним, то окончательно заброшу и описание, и обработку.

Третий день нет настоящей связи. Ничего от Рудольфа не получаем, а там, вероятно, есть телеграммы.

1 февраля. 01 час. Вчера продолжалась пурга. Ветер зашел к востоку. Связь была только с "Мурманцем" и Ян-Майеном. 30-го в 18 часов Ян-Майен сказал, что, может быть, идущие к нам самолеты будут базироваться там. Это разумно.

Сегодня вечером рассказывал Пете и Ивану Дмитриевичу о гравитационных измерениях и о значении их для уточнения формы нашей планеты. Эрнст спал. Мы его не будили.

Черт знает куда нас несет. Вероятно, сильно поджало к берегу Гренландии, так как направление ветра уже 230^°.

Вчера вечером состоялась связь с "Мурманцем" и Ян-Майеном. Протянули провод антенны в коридоре под снегом. Пробовали слушать на него. Шума почти нет, но слышимость очень слабая.

Вчера около 16 часов Петя и Иван Дмитриевич пошли к гидрологической палатке, но, дойдя до трещины, повернули обратно. Поверх льда на трещине выступила вода. У Ивана Дмитриевича снег насыпался в дыры покрышки комбинезона. Он, придя, содрал покрышку со штанов.

- Ты как офицер екатерининских времен в лосинах, Дмитрич.

- Да, черт бы его брал, все промокло. Пол у нас намок почти весь.

Сделал очередной пункт гравитационных наблюдений. При отсчетах амплитуд хорошо было видно, как качается лед все с тем же периодом около 12 секунд и амплитудой около одного деления шкалы уровня. Иван Дмитриевич полчаса назад лег спать. Он совершенно промок. Эрнст спит.

Петя поставил в кухне чайник на примус. Вернулся. Я пишу. Вдруг резкий толчок, удар и скрипучий шорох. Мы встрепенулись.

- Треснуло где-то близко.

Выскакиваем на кухню, в коридор. Казалось, что ударило под палаткой. Ничего не заметно. По-прежнему свистит ветер, трепещет, хлопает парусина.

- Накрывай на стол пока, а я посмотрю.

- Не стоит, Петя. Через полчаса я пойду на срок, посмотрю трещину.- Через лагерь недавно прошла трещина.

- Ладно.

Клубы пара наполнили кухню. Чайник вскипел. Петя бросил в него кусочки прессованной плитки чая. Скинув валенки, залез в жилье. Иван Дмитриевич поднял голову.

- Был толчок?

- Да, только что.

Петя накрывает на стол. Коробка с сухарями. Круглая коробочка с сыром. Грязная банка с маслом. Просыпается Эрнст.

- Не стихло?

- Нет. Так же.

- Толкается опять. Теодорыч, только что мы с Петровичем ходили. Трещина. Думали, только в снегу. Так нет, лопата туда уходит.

Колебания льда идут с юга на север. Так что трещина, вероятно, согласуется с протяжением волн. Так и должно быть.

- Трещина проходит примерно через большой надув.

- Какой?

- Который ближе сюда. Словом, если порвет, то от нас отойдет южная половина аэродрома и гидрологическая лебедка.

- Что же вы хотите, полторы тысячи километров проехали, как в санях. Пора льду шевелиться. Разводья должны быть. Как на семьдесят четвертый выйдем - должно разводить.

- Смотря на какой долготе будем. Нас сильно поджимает к берегу, а там полоса льда тянется дальше.

- Не желал бы я, чтобы этот ветер был западным или юго-западным.

- Да, дней за десять вышли бы в море. Лови "Таймыр". Пора идти на наблюдения.

- Посмотри, Женя, трещину у хозяйственного склада. - Обязательно.

Напяливаю намокшую, пропитанную снегом рубаху. Заворачиваю внутрь длиннющий чулок. Делаю лаз. Выхожу. На воздухе теплее, чем в кухне. Ветер заметно стих, метров пятнадцать, не больше. Идет густой снег. Большие хлопья проносятся потоком белых искр в свете фонаря. У меня большой запас времени. Осматриваю трещину. Ничего не заметно. Она не расширилась. За последние часы заметно выросли сугробы. Метеобудка уже мне по плечо. Иду к ветряку. Вчера я заблудился, идя к нему от метеобудки. Сейчас пурга слабее. Отсчитываю термометры. Больше делать нечего. Вылезая из норы, я весь оказался в снегу. Связи все равно нет, и спешить некуда. Палатки не видно. Чуть заметным бугорком обрисовывается крыша. Черная дыра лаза не больше волчьей норы. Съезжаю туда на спине. Минут пятнадцать тщательно выколачиваю из одежды снег. В жилье как обычно шахматы. Докладываю погоду: барограф идет ровно вверх, ветер тише, может быть, стихнет. Пора - уже пять суток пурга усердствует и куда-то нас быстро тащит.

Петя и Эрнст играют в шахматы. Иван Дмитриевич, сидя по пояс в мешке, пишет дневник. Он не может утерпеть, постоянно отрывается, смотрит на доску. "Тут всякое писание забудешь, самое интересное место". Тетрадь в сторону. Перегнулся, уставился, нервничает, а игроки спокойны.

- Шах? Уходит. Вот дьявол.

5 февраля. 13 часов. Эти пять дней было не до дневника. Через 4 часа после прошлой записи было так. Петя спал. Я тоже, часто просыпаясь. Иван Дмитриевич и Эрнст сидели, играли в шахматы, курили. Часто ощущались толчки. Слышались отдаленные глухие удары, скрип. Все это тревожило их обоих. Часа в четыре я проснулся. Слышу:

- Не разбудить ли ребят?

- Погоди немножко. Я выходил же сейчас, ничего не видно. По-прежнему шумит ветер.

Немного погодя они решили нас разбудить.

- Петя, Женя, лучше вставайте, одевайтесь. Верно, торосит. В такое время лучше быть одетым,

- А что там?

- Так вот слышишь? - Скрип. -

- Надо посмотреть, может быть, трещина?

- Теодорыч смотрел.

- Я смотрел. Ничего нет.

- Возможно, это снег скрипит, оседая на крышу. Лед качается, изгибается, и снег ломается.

- Какой снег? Вся кухня ходуном ходит, трещит. Около 5 часов Петя быстро одевается и выходит. Свистит,

шумит ветер. Шуршат снежные струи по крыше. Временами глухой скрип. Минут через пятнадцать вернулся Петя.

- Ну, вот. Есть трещина. Она проходит вплотную к хозяйственному складу, от него к метеобудке, обходит ее, уходит в торосы. Сейчас узкая, но живет. Шевелится.

- Так что же, будем убирать склад?

- Лучше подождем до рассвета. Если не будет расширяться, тогда удобнее будет. Ведь такие у нас уже были.

- Верно. Пока подождем. Только нужно следить.

Я оделся, прошел по коридору в гравитационную обсерваторию. Вынул маятник из прибора. Повесил уровни. Ходуном ходили пузырьки уровней, показывая, что ледяное поле ритмично колеблется. Все свернул. Беспощадно резал ножом провода. Работа здесь кончилась. Поставил приборы на постаменте, чтобы можно было достать, пробив крышу. Вернулся домой. Петя укладывал свои приборы. Иван Дмитриевич и Эрнст ходили у трещины. Смотрели. Вернулся, уложил метеоприборы. Прилег. Петя снова пошел смотреть трещины.

- Выходите все. Расходится!

Мы выскочили наверх. Рассвет еще не наступил. Мела сильная, хотя и постепенно стихающая пурга. Быстро вытащили из дома научную аппаратуру и все нужные вещи.

Мы работали торопливо, но старались захватить все до последней нитки, чтобы ничего не оставить льдам. Еще раньше на всякий случай почти все ценное имущество было погружено на нарты.

Вчетвером, напрягая все силы, упираясь в снег, мы оттащили тяжело нагруженные нарты под антенну. Нам казалось, что это место - центр осколка ледяного поля, который еще оставался в нашем владении. Проворно сложили привезенное имущество в кучу.

В этот момент мне пришлось оставить эту работу, надо было приступить к исполнению обязанностей астронома. Снег прекратился, над нами быстро мчались низкие разорванные облака. Временами в просветах проглядывали звезды. Наконец-то мы видим звезды! Шесть дней не удавалось определить своих координат. Звезды - это лучший подарок в такой тяжелый день.

Я быстро включил свет в теодолите и, как всегда, измерил высоту трех звезд. Никогда, кажется, мы не ждали результатов вычислений с таким нетерпением.

- Ну как, Женя? - торопили меня друзья.

Я был смущен. Трудно было поверить полученным цифрам. Неужели это верно? Я повторил расчет. Сомнений не было. За эти шесть суток нас отнесло более чем на сто двадцать миль к юго-юго-западу. Двадцать миль в сутки! Вот это темпы!

- Семьдесят четыре градуса шестнадцать минут норд, шестнадцать градусов двадцать четыре минуты вест!..

Два раза пришлось повторить Кренкелю эти координаты, прежде чем он решился передать их в эфир.

Наш парусиновый дом, несмотря на всю свою привлекательность, уже ненадежен. Того и гляди льдина под ним разойдется. Поэтому было решено немедленно строить новый жилой дом из снега.

Пурга понемногу стихла. Но движение льдов не прекращалось. И вдруг мы заметили еще одну предательскую черную змейку на нашей льдине. Извиваясь, она шла от метеобудки и до стены кухни, примыкавшей к жилой палатке. Здесь змейка прерывалась, уходя под палатку. С другой стороны палатки она возникала вновь и шла по направлению к ветряку. Сомнений больше не было; льдина треснула прямо под палаткой.

Не дожидаясь окончания постройки снежного дома, мы решили тут же вынести радиостанцию и другое имущество, поставить легкие шелковые палатки и пока что разместиться в них. Шелковые палатки оставили нам летчики, покидая Северный полюс. Мы разбили их около дальней мачты. В одной сложили одежду и спальные мешки, в другой разместилась радиостанция.

Днем 1 февраля трещины быстро расширились. Метеобудка уже стояла на самом краю образующегося разводья. На противоположном "берегу" указатель ветра то подходил к нам, то отходил от нас. С наступлением темноты мы легли спать, оставив одного дежурного. Сон был тревожным.

На другой день льды продолжали трещать и ломаться. К вечеру мы очутились на льдине размером тридцать на семьдесят метров.

Утром 2 февраля наступила ясная и тихая погода. Мы обозревали "окрестности". Насколько хватало глаз, всюду виднелся мелко разбитый лед. На нашем обломке льдины обнаружились новые трещины, еще больше сократившие ее размер. Одна из трещин отрезала от нас дальнюю мачту антенны вместе с палатками, которые мы накануне поставили.

Ничего не поделаешь, надо еще раз менять квартиру. Хотелось возможно дольше пользоваться ветряком - источником энергии аккумуляторов: без них мы очень скоро лишились бы связи, и поэтому, быстро собрав все имущество, перетащили его поближе к ветряку.

После завтрака мы вдвоем с Ширшовым отправились на поиски больших льдин. Перепрыгивая через трещины, пошли к северу. Забираемся на торосы, внимательно осматриваемся вокруг. Ничего хорошего: все наше огромное поле, на котором восемь месяцев назад совершили посадку многомоторные воздушные корабли, раскололось на небольшие осколки. При всем желании невозможно было найти льдину протяжением более ста метров. Теперь здесь не мог бы сесть даже легкий учебный самолет.

По возвращении в лагерь ндс ждала приятная неожиданность: одна из наши баз, ранее оторвавшаяся от лагеря, теперь дрейфовала почти рядом. Мы взяли оттуда хтешки с меховой одеждой, клипер-бот, погрузили все это на нарту и потащили в лагерь.

Путь был не из легких. Окружающие нас льдины медленно перемещались. Менялись знакомые окрестности лагеря. Однако мы закончили свой рейс вполне благополучно и к пятнадцати часам вернулись домой.

Кренкель наладил радиостанцию на новом месте и возобновил связь с "Мурманцем". Передав радиограмму, он запустил ветряк, чтобы зарядить аккумуляторы.

Ширшов, движимый желанием собрать с дрейфующих в разных направлениях баз как можно больше имущества, вскарабкался на высокий торос, который торчал на соседней льдине. Ему удалось обнаружить невдалеке две базы с продовольствием и горючим. К сожалению, добраться к ним было невозможно: эти базы отделились от нас широкими трещинами.

Наутро, однако, льдины немного сблизились. Тут же мы воспользовались этим и поспешили к складам. Прежде всего, конечно, перетащили запасы продовольствия. Не удалось отыскать только гидрологическую лебедку, которая так честно прослужила нам столько времени.

А льды все двигаются и двигаются. Ближайшие дни не сулят нам ничего хорошего...

Ивану Дмрхтриевичу пришла в голову хорошая идея - уложить все необходимое имущество на нарты и быть готовыми в любую минуту переменить место жительства. Две карты лежали в километре от нас, у гидрологической палатки, которая теперь дрейфовала вполне самостоятельно. Ширшов и я оправились туда.

К палатке шли мы довольно долго. Этот километр дался нелегко: часто приходилось совершать большие обходы, так как льдины соприкасались лишь в редких местах, перебираться через широкие трещины. Разводья увеличивались буквально на глазах.

Наконец мы добрались до гидрологического хутора, как прозвали палатку в те времена, когда она находилась на нашем ледяном поле. Палатка оказалась разорванной, ее растерзал шторм. Мы разрезали ее, выдернули палки - в нашем хозяйстве и палки пригодятся,- выкопали из снега нарты и отправились домой.

О нартами двигаться было легче. Перебираясь через разводья, мы использовали их как мостки. Обратный путь про-Кпел вполне благополучно.

В ночь на 3 февраля мне удалось "поймать" сквозь разрывы в облаках Полярную звезду, Капеллу, Бегу и Арктур. К моему удивлению, звезды смещались не слева направо, как обычно, а в обратном направлении. Ясно, наша льдина быстро вращалась по часовой стрелке. Однако неестественное Движение светил не влияло на их высоту, и мне удалось достаточно точно определить наши координаты. Нас отнесло еще дальше к югу, и сегодня нам предстояло увидеть солнце. До сих пор мы называли днем сумерки, продолжающиеся несколько часов. Теперь же должен наступить настоящий день.

И он действительно наступил. У самого горизонта, просвечивая сквозь туман, показался долгожданный красный диск. На оранжевом фоне яркой зари резко выделялись зубчатые гряды торосов.

5 февраля. 17.30. Сейчас мы сидим в старой, еще недавно такой уютной палатке. Шумит ветер. Здесь грязно. На полу перкаль поверх хлюпающих шкур. Кричит патефон. Пьем чай. На радиостоле примус. По-прежнему горят лампы. Койки голые, на нижних лужи воды. Сидим в калошах, в торбасах. Висят обрывки проводов. На полу кое-как стоит чайник. Кухня полна водой на 80 сантиметров. Водой полон коридор. Валяются на полу разные книжки. Толстый пакет клипер-бота лежит на полу - отогревается.

- Свернуть тебе цигарку, Дмитрич?

- Хорошо бы.

- Слюна хозяйская?

- Хозяйская.

Мы пьем чай. Крутится пластинка на патефоне. "Я не сер-жу-у-у-сь... ш-ш-ш",- на пластинке тоже разводья.

- Теперь придется на латинскую транскрипцию переходить. Бедный Ян-Майен, ему приходится и по-немецки, и по-английски разговаривать.

Поет патефон.

- Эх, браточки, теперь бы в театр с благоверной. Духами пахнет. Публика рассаживается.

Громыхает ветряк. Иван Дмитриевич в малице забрался на верхнюю койку, лежит животом вверх, изо рта торчит папироса - наслаждается.

- Как ветер - не стихает? Прислушиваемся.

- Нет, так же.

- Что же, сейчас, можно считать, лед - семь баллов. Вы, ребята, ночью когда ходите, к краю льдины не подходите. Теодорыч вчера чуть не навернулся. Если кто из вас пропадет, считайте - я тоже, как мне тогда возвращаться?

- Ну, а нам как? Скажут - поели братков, анализ желудка будут делать, отпечатки пальцев искать.

- А что же, помните - в двадцать восьмом в "Die Woche" так и было написано про Цаппи и Мариано - портреты их и подпись: "Menschfresser".

- Перево-о-з держа-а-а-ла,- поет патефон.

- Вот бы нам ее сюда - через трещины возить.., Скоро 18-часовой срок наблюдений. Выхожу. Туман. На воде - снежура. Снег. Ветер понемногу стихает.

6 февраля.Началось новое торошение. Льдины со скрипом терлись одна о другую. По краям нашего крохотного обломка уже выросли ледяные валы. Правда, пока что они состоят из кусков снега и тонкого льда, образовавшегося в трещинах. Наш обломок еще цел.

Ближайший вал поднялся совсем рядом, в семи - десяти метрах от палатки. Кренкель при каждом обходе внимательно осматривал края нашего осколка. Мы опасались, что дальнейшее сжатие может его окончательно разломать. К счастью, в 16 часов торошение прекратилось. Трещины между движущимися льдинами вновь расширились. Мы наблюдали интересное зрелище: отдельные части нашего бывшего лагеря то подходили к нам, то отходили. Мы видели, как недалеко от нас передвигаются базы продовольствия, отрезанные от нашего осколка полыньями. Одно время к нам на расстояние полукилометра подошла гидрологическая лебедка, которую мы совсем было потеряли из виду. Хотели взять ее, но не успели: лебедку опять унесло в сторону. Зато удалось с одной из баз взять керосин.

7 февраля. 19 часов. Сегодня опять пурга началась. Утром после дежурства вычислял координаты вчерашнего определения; 73^°3^' с. ш. и 18⁰36^, з. д. Прошли за сутки 17 миль к югу при очень слабом ветре. Ночь началась хорошо. Ясно. Луна. Тихо. К утру небо заволокло облаками. Начался ветер с запада, перешел к норд-норд-осту и теперь дует 12-14 метров. Лед не торосится, но сплочен. Подошла одна из баз. Перенесли с Петей оттуда три бидона провизии. Подходила очень близко и лебедка. За ней сходить не успели. Льдины перемещаются быстро.

Сейчас Иван Дмитриевич варит обед. Эрнст ловит радиолюбителей. В палатке очень мокро. Ходим в калошах. Неуютно. Хлюпает под ногами вода. "Таймыр" лежит в дрейфе на долготе 21^° восточной. Далеко от нас. Штормует. "Мурмакец" застрял где-то около Ян-Майека в тяжелых льдах. Барометр быстро пошел вниз. Когда же бывает здесь тихая погода?

- Я думаю, радиостанцию надо погрузить на нарты и так и работать, а то ее складывать и раскладывать - с концами запутаешься, а кругом стенки сделаем.

- Какие стенки, снежные?

- Ну, да. Слепим снежный дом.

- Это хорошо. Нужен тихий денек для всего этого. Грохочет ветряк. Зыби почти нет. Но повороты льдины часты. Однако она идет плавно и астрономические определения получаются не так плохо - сходимость линий положения в пределах мили. Позавчера наладил секстант, а вчера его пробовал. Поправка с уровнем около +30^', а если при естественном горизонте - около 0^,.

Перетащили кое-что с ближайшей базы, переправляясь на клипер-боте с нартой через трещины. Решили, что не мешает потренироваться нам в этом занятии. Если придется лагерь перетаскивать, навыки потребуются.

Эрнст что-то не возвращается из своего домика. Может быть, удалось услышать Москву, хотя сегодня слышимость скверная. Сейчас должен быть арктический выпуск "Последних известий". Он нас очень интересует.

Сегодня мне дежурить с 21 до 01 часа. Затем залягу спать до 11. Крепчает ветер. Нас всегда тревожит ночь. В темноте все кажется опаснее - и ветер, и торошение. Если б совсем не было дня, то мы нервничали бы гораздо сильнее.

10 февраля. 20 часов 30 минут. В ночь с 7 на 8-е сильная пурга. От дежурства к дежурству ветер крепчал, рвало палатки. Вчера, когда дежурил Эрнст, сломало палатку с радиостанцией. Он разбудил всех, впрочем, только я спал. Ревел шторм. Мы с Иваном Дмитриевичем держали руками палатку, пока Эрнст укладывал аппаратуру. Палатку свалили. Было это около 9 часов. Иван Дмитриевич и Эрнст после этого пошли дремать в старую палатку. Петя остался дежурить. Я пытался заснуть, скорчившись в малице в шелковой палатке, но не выходило. Мерз. Около 11 часов пошел в старую. Залез в свою малицу. В 12 часов отсчитал термометр в будке.

С рассветом мы с Петей начали строить снежную стену, защищающую шелковую палатку, но увидели, что толку не будет. Ветер хотя и утихает, но шелк явно не выдержит до вечера. Поставил чайник. Сползли с коек Иван Дмитриевич и Эрнст. Попили чай и начали строить дом. Ветер шел на убыль. Через пять часов дом был готов. Вышел очень хороший, просторный, удобный. Легкие облака на небе позволяли взять высоту луны. Пурга около 18 часов стихла, и мы в первый раз ясно увидели на западе берега Гренландии.

В 22 часа, возвращаясь с дежурства, различил в сумерках трех медведей. Они ковырялись в каком-то мусоре недалеко от дома.

- Вылезайте, медведи тут! - крикнул я внутрь дома. Эрнст недоверчиво отозвался:

- Ладно, чай стынет, заходи скорее.

- Честное слово - медведи!

Иван Дмитриевич быстро выскочил - одна нога в валенке, другая в чулке, в руке винтовка.

Тем временем медведи направились к нам. Дмитрич быстро застрелил всех троих. Небольшая медведица и два рослых медвежонка. Очень жирные. Около трех часов обдирали мы их с Иваном Дмитриевичем.

Лег. Встал в 5 часов. Взял высоту луны. Было почти ясно. Лед спокоен. Трещины начали смерзаться. В 10 часов 9-го разбудил Петю, а сам лег. Спал до 17 часов. Была прекрасная погода. Ясно обрисовывался берег. Привезли с Петей еще пару бидонов продовольствия с ближайшей базы. Она теперь рядом. Перевезли нарту с одеждой. Она валялась опрокинутая ветром. Петя и Эрнст укрепили всю радиостанцию на карте. В 18 часов Эрнст установил связь.

Сегодня ясный и тихий день. Строили домик для радиостанции. Туда входят нарты с радиоаппаратурой в собранном виде.

На заходе солнца сделал магнитные измерения.

Сейчас 20 часов 30 минут, Иван Дмитриевич кончает варить обед. Мы сидим на лежанке голодные.

12 февраля. 01 час.11-го мы с Петей ходили - искали посадочную площадку. "Таймыр" уже близко. Он вошел в лед и собирается, подыскав ровное поле, выгрузить самолеты. Так как поблизости от лагеря самолету сесть негде, мы решили осмотреть окрестности. Пошли к юго-западу на лыжах.

Лед в трещинах уже окреп настолько, что свободно выдерживал нашу тяжесть. Подвижек льда незаметно. Через каждые полкилометра мы влезали на высокий торос и все кругом осматривали.

Пройдя около двух километров, заметили у высокой гряды ровную площадку. Матово-белая плоскость отчетливо выделялась среди взъерошенной, переломанной ледовой поверхности, отражающей в бесчисленных изломах и гранях ледяных плит миллионы солнечных бликов.

- Что-то подходящее, Петя?

- Давай посмотрим.

Через пятнадцать минут мы осматривали площадку. Вероятно, это большое разводье, недавно затянутое молодым, сравнительно тонким льдом. Ни один снежный заструг не нарушил идеально ровной поверхности. Как показывали обломки, нагроможденные по краям площадки, толщина льда здесь уже достигла не менее 30 сантиметров. Самолеты, имеющиеся на "Таймыре", могли бы легко сесть на этот импровизированный аэродром. Обрадованные, мы вышли на середину поля и измерили его шагами. Оказалось, здесь вполне выкраивался ровный четырехугольник размерами 300 на 400 метров. Кроме того, с торосов, окаймлявших поле, хорошо просматривался наш лагерь.

Обратно пошли обходным путем, чтобы подойти к лагерю с востока, вдруг удастся найти "аэродром" поближе! Однако лучшего поля так и не кашли.

Забравшись в дом, мы рассказали Ивану Дмитриевичу и Эрнсту о результатах обхода. То-то таймырцы обрадуются!

Они уже подыскивают аэродром для старта, горят нетерпением быстрее прилететь к нам. Что ж, в два-три приема можно будет увезти все необходимое. Три-четыре нарты мы, пожалуй, сможем перетащить на аэродром за день.

12 февраля. Утром Эрнст поднял всех в девять часов.

- Огонь на горизонте! - воскликнул он.

Мы усомнились, но все же вылезли из мешков. Дело в том, что такие "огни на горизонте" смущали нас уже три раза. И каждый раз это были близкие к горизонту звезды, случайно проглянувшие сквозь прорывы в облаках.

- Женя, не могут же звезды сидеть полтора часа на одном месте! - убеждал меня Эрнст.- Я этот огонь давнэ уже вижу, да все сомневался, не хотел будить вас.

Когда мы выбрались наружу, все действительно увидели огонек на востоке. Наведя на него теодолит, я убедился, что этот огонек не может быть звездой. Мутный отблеск и неподвижность доказывали его земное происхождение...

До сих пор мы представляли себе корабли, идущие к нам, лишь точками на карте. Как приятно было теперь увидеть воочию свет прожекторов.

Днем опять пошли искать "аэродромы". На этот раз к северу. Отошли на три-четыре километра, но ничего подходящего не отыскали. На обратном пути, забравшись на высокий торос, заметили на востоке дымок. Трудно передать, как мы обрадовались этому приветствию Большой Земли!

Ночью по радио мы условились об обмене сигналами с "Таймыром": таймырцы - прожектором, мы - ракетами. В 10 часов на горизонте мелькнул свет. К этому времени мы укрепили на высокой палке ракету и теперь дернули шнурок. Запылал магний. Ракета болталась на шнурке, привязанном к шесту. Иван Дмитриевич крутил шестом над головой. Невероятно яркое пламя, гудя, рассыпало потоки искр.

"Таймыр" видел нас хорошо...

13 февраля. 22 часа. Сегодня потеплело. Сейчас облака среднего яруса. Над Гренландией, как обычно, просвет. Виден красивый, но суровый гористый берег. Лед спокоен. "Таймыр" нашел подходящую площадку и распаковывает самолеты. Завтра вероятны полеты. Однако барометр быстро падает.

В старой палатке пол замерз. Стало сухо. Иногда готовим там еду. Иван Дмитриевич ходит в огромных валенках, косматые лапы торчат из малицы. Эрнст как в подряснике, а Петя выглядит совершенным хитрованцем.

Я сегодня дежурю до 1 часа и затем сплю до 12. Пасмурно. Звезд брать не надо. Около 18 часов осмотрел уровни теодолита. Они почти спокойны. Если так дело пойдет, начну гравитационные наблюдения.

Маленькая наша льдина в изобилии утыкана палками, щитами. Торчат мачты, стоят нагруженные увязанные нарты. Кругом валяется всякое ненужное барахло - старые чулки, рукавицы, окаменевшие рубахи. Несмотря на холод, мы все гораздо лучше себя чувствуем. Вероятно, сказывалось отравление продуктами горения ламп. В доме в стене вырыли полочки. У Пети на полочке Блок, Анна Зегерс, патроны и зеркальце. У Эрнста пепельница. У Ивана Дмитриевича фотоаппарат, сумка и "чепец". Иван Дмитриевич сейчас сидит на корточках на лежанке и пишет. Думаем о заключительном рапорте Правительству. Сейчас еще раз прочли телеграмму Политбюро, присланную нам на Северный полюс.

17 февраля. 0 часов. Остальцев 14-го просил нас приготовить аэродром к приему самолета. Пошли Петя, Иван Дмитриевич и я с нартой и инструментами. Однако полет не состоялся. Оказалось, лед начало разводить и "Таймыр" подобрал самолеты на борт, чтобы придвинуться к нам поближе. В ночь с 14 на 15-е сюда подошел второй ледокольный пароход- "Мурман". Узнали об этом из "Последних известий" и видели огонь, вероятно, его. 15-го вновь ожидали полета. Петя, Иван Дмитриевич и я опять пошли на аэродром. На этот раз налегке. Пришли на площадку и увидели, что Эркст поднял флаг - дал сигнал, что самолет вылетел. Затем мы видели, как одну за другой он жег банки с бензином, давал дым. Погода была приличная, но самолет не пришел. Петя и Иван Дмитриевич два раза слышали отдаленный шум мотора. Иван Дмитриевич пошел домой узнать. Погода ухудшалась - начался снег. Облака снизились, когда около 19 часов перестал быть видным флаг - мы с Петей пошли домой. Оказалось нехорошо. Летал Власов, нас не нашел, вернулся к "Мурману" вместо "Таймыра". С "Мурмана" дважды вылетал Черевичный, со второго полета не вернулся.

16-го с утра погода тоже была скверная, но быстро улучшалась. Около 15 часов установилась хорошая видимость. Было совсем тепло - около 0^°. Мы с Петей предложили идти посмотреть Черевичного. Вышли в 16 часов к востоку. Солнце было за облаками, резких теней от торосов не было и всякие посторонние предметы были видны хорошо. Увидели слева какое-то темное пятно, и пошли на него. По дороге услышали шум мотора, и в 18.40 увидели самолет У-2 - он шел на лагерь. Проследили, как он кружил над лагерем, над аэродромом. Наконец сел. Мы продолжали путь к черному пятну. Это оказалась лебедка.

Пошли обратно. Видели, как поднялся самолет. Через полтора часа добрались до дома. Как мы и думали, это летал Власов, отыскивая Черевичного. Увидел лагерь, сел на наш аэродром, повстречался с Иваном Дмитриевичем и взлетел, продолжая поиски.

Иван Дмитриевич, желая сделать нам сюрприз, скрыл привезенный Власовым подарок - ящик с пивом и сорок штук мандаринов. Был очень вкусный обед: соус, суп из медвежатины, шоколад, кисель, пиво и мандарины.

Иван Дмитриевич решительно заявил Власову, что, пока Черевичный не найден, мы уходить из лагеря не будем. 15-го вечером он отправил Остальцеву и Котцеву такую же телеграмму.

В 22 часа 16-го был разговор с Остальцевым. Иван Дмитриевич опять сказал, что, пока не будет найден Черевичный, мы из лагеря не уйдем.

17 февраля. 20 часов. Продолжаем искать Черевичного. На этот раз ходили к юго-западу. Было пасмурно. Отойдя примерно на пять километров, встретили большие ровные поля протяжением километр-полтора. Около двух часов ходили по этим полям, взбирались для осмотра окрестностей на валы торосов. Однако вокруг ничего не было видно. Решили идти домой. Погода ухудшалась. Как и 15-го числа (день, когда пропал Черевичный), с севера быстро надвигались туман и снегопад.

Вернувшись, мы увидели, что Иван Дмитриевич и Эрнст сильно взволнованы. Целый час в районе лагеря не было видимости, они боялись, что мы можем заблудиться.

- Ну, какие нозости? - был наш первый вопрос.

- Все в порядке. Черевичный найден.

Оказалось, что, когда Черевичный 15-го был во втором полете на Ша-2, "Мурман" закрыло туманом, и пилот произвел вынужденную посадку в 20 километрах северо-западнее корабля, где и заночевал. 16-го при подогреве мотора испортилась паяльная лампа. У Власова, прилетевшего к месту посадки, лампы не оказалось, и он, забрав с собой второго летчика, Карабанова, должен был привезти к Ша-2 бортмеханика, две паяльные лампы и горячего моторного масла. Но на "Мурмане" решили на ночь вывезти на корабль и Черевичного, а на следующий день перегнать Ша-2 на корабль или подойти к самолету кораблем. Власов вернулся на Ша-2 и забрал Черевичного.

- Вот молодец Власов! Погода-то неважная сегодня, а летал он долго.

- Кроме поисков, он еще и ледовую разведку дал "Таймыру".

Обрадованные и успокоенные, мы с аппетитом принялись за обед.

В ночь с 18 на 19 февраля. Около 1 часа. Рассвет принес неожиданный сюрприз. Южным ветром разредило льды, и примерно в двух километрах от лагеря открылась чистая вода. С нетерпением ждали мы двенадцатичасовой связи, чтобы сообщить об этом на "Таймыр" и "Мурман". Позже увидели, что и к югу от нас развело льды, отрезало "аэродром".

Томительно тянулось время. Наконец примерно в 16 часов показался пароход. На этот раз уже не огонек, не слабый столб дыма, а настоящий корабль - с мачтами, трубой, даже корпус его был хорошо виден! Забравшись на торос, с волнением разглядывали его в бинокль. Трое из нас хорошо знали "Таймыр". Нет, это не он. Значит, к нам подходил "Мурман".

Прежде чем попасть в наши разводья, он должен был преодолеть еще полосу льда шириной в четыре-пять километров. Весь вечер наблюдали, как "Мурман" искал проход, пробиваясь к нам через ледяной пояс.

К двадцати часам сюда же пришел "Таймыр". Суда сблизились, светя прожекторами и вместе прокладывая себе дорогу. В 23 часа я вновь сделал астрономические наблюдения. Вычисление дало 70^°48^' с. ш. и 19^°48^' з. д. Возможно, что это будут наши последние координаты.

Запеленговал корабли теодолитом. Полчаса назад с ними был разговор. Как мы и предполагали, корабли остановились на ночь, с тем чтобы утром продолжать поиски дороги через полосу льда. По всем данным, Остальцев и Котцев (Н. Ф. Котцев - капитан "Мурмана".) предполагают быть у нас завтра. Если так, то сегодняшняя ночь - последняя в лагере. Мы с Петей на всякий случай побрились. Дмитрич и Эрнст решили это сделать завтра.

Много раз в течение зимы мы говорили об этом дне. И вот он наступил. Еще раз прочитали и окончательно отредактировали свой рапорт Партии и Правительству. Это будет последняя телеграмма Родине от нашей станции. Две тысячи пятьсот километров прошел на льдине советский флаг от Северного полюса, чтобы здесь, между Гренландией и Ян-Майеном, встретиться с двумя другими флагами, развевающимися на мачтах советских кораблей.

Идет двести семьдесят четвертая ночь на льдине. Неподвижно стоят, светясь многочисленными огоньками, "Таймыр" и "Мурман". Хочется мысленно проследить весь наш путь и как-то подытожить его. Ведь завтра вся наша месяцами налаженная жизнь сразу изменится! Мы снимем ставшую привычной меховую одежду, хорошенько вымоемся, увидим газеты, увидим людей - сразу много людей, которые с таким упорством стремились на помощь к нам. Странно подумать, что сейчас я, вероятно, в последний раз залезу в спальный мешок!

По-видимому, у всех такое же "итоговое" настроение. Молчаливые, мы немного нервничаем, стараясь скрыть это друг от друга, и занимаемся многочисленными мелкими делами. Связываем пачки тетрадей с ценными записями, тщательно укладываем их в рюкзаки. В черные мешки завернуты отснятые фотопленки. Уложено почти все необходимое. Лишь метеоприборы стоят на своих местах: утром мы пошлем еще одну сводку. Кастрюля полна борща с медвежатиной. Ее хватило бы дня на четыре. Может быть, завтра нам в первый раз придется без сожаления вылить хороший борщ...

Лишь Веселый невозмутим. Он ничего не понимает в назревающих событиях. Полаяв для порядка на огоньки корабля, он, потягиваясь, побрел к медвежьим тушам, лениво потеребил мясо и принялся готовить себе постель. Как обычно, пес утоптал в снегу ямку и долго возился в ней, примеряясь и тихонько поскуливая, пока не затих.

Изредка налетает шквалистый ветер. Редкие рваные облака проходят над нами. В снежном доме тепло. Сижу, пишу. Наши неутомимые шахматисты Эрнст и Дмитрич, склонясь над доской, молча переставляют фигуры. Никому не хочется спать.