Плыви, охотник, плыви!

Прошло много недель. В один погожий летний день тюленье стадо, быстро продвигавшееся к югу, достигло Восточной Гренландии и поплыло вдоль вздымающихся стеной берегов фиордов и подпирающих небо гор. Здесь подросшая Странница, переполненная до краев жизненной силой, нашла себе партнера по играм - ледяные глыбы, усеивавшие море. Мощное течение с неистовой силой теснило льды к югу. Словно стая птиц, летящих за вожаком, плыли морские гончие за Королем Тюленей среди глыб льда, швыряемых волнами и обдаваемых пеной. Это было так весело, это была сама жизнь - увертываться от высящихся стеной белых громад, смотреть, как Король Тюленей, идущий впереди, выпрыгивает из воды во всю длину своего тела, и радостно подражать ему. Солнце вспыхивало на сверкающей спине вожака, когда, изогнувшись дугой, он взлетал вверх и снова падал в воду. И все тюлени повторяли его движения и выпрыгивали в воздух, и обрушивались назад, в пронизанную светом воду, струившуюся под ними. И когда эти тысячи послушно вздымались вверх и с громким плеском падали вниз, тела их сверкали в тучах брызг.

Путешествие не подчинялось какому-либо расписанию. Король Тюленей неожиданно сворачивал с курса, выбирался на кромку ледяного поля, а через десять минут уже заканчивали высадку все путешественники. Они ложились так тесно, что с близкого расстояния большие ледяные острова выглядели сплошь серыми. Растянувшись на льду, тюлени грелись под солнцем, скребли себя когтями, потягивались, катались по льду, а тем временем ледяные поля медленно скользили к югу под треск и грохот налетавших на них льдин.

Странница и слепой годовалый, примкнув к группе из двадцати тюленей, находившихся в том же беззаботном возрасте, лениво играли в пятнашки. Но вдруг они заметили, что более взрослые тюлени дружно покинули ледяное поле. Поле это, вмерзшее между двумя выступами огромного массива льда, было самым солнечным, самым привлекательным из всех. Расположенное слегка наклонно, оно притягивало к себе тепло летнего солнца. С безрассудством молодости тюлени наперегонки помчались к нему. Странница опередила всех и поползла по льду, выбирая место для отдыха. Вслед за ней высадился слепой годовалый, а за ним остальные. Пасти их были открыты, как будто они смеялись над этими старшими, которые прохлопали самое лучшее место. Они беспечно улеглись поспать на солнышке, тесно прижавшись друг к другу. Взрослые тюлени, лежавшие в отдалении на более крупных полях, то и дело поднимали головы в непреходящей тревоге, годовалые же, подставив свои тела ласковому солнцу, крепко спали, не ведая вечных страхов взрослых.

Они не видели маленького узкоглазого человека в одежде из тюленьих шкур, стоявшего вдалеке, наблюдая за ними. Его появление в этом месте было так же неизбежно, как появление тюленей. Как опытный рыбак знает, где выпрыгнет из воды форель, как знает лисица, где пробежит кролик, так и этот эскимос-охотник знал, где и в какой день расположатся на отдых мигрирующие тюлени. Он ждал их здесь уже два часа и теперь продолжал ждать, бесстрастно наблюдая. Один только раз охотник затрясся в беззвучном смехе - когда мимо промчалась группа ластоногих юнцов и взрослые тюлени встревоженно подняли усы, глядя, как те высаживаются на покинутое поле.

Спрятавшись за торосом, он поставил перед собой небольшие легкие сани и привязал к ним спереди кусок шкуры белого медведя. К торбасам из тюленьей кожи он приладил меховые подошвы, чтобы ходить по снегу бесшумно. К левому бедру привязал кусок тюленьей шкуры, доходивший до колена, а другим куском обмотал левый локоть. Наконец он лег на снег, укрывшись за белым меховым экраном, для сонного взгляда тюленя совершенно невидимым на фоне снега. Лежа на левом боку, на подложенных тюленьих шкурах, охотник беззвучно пополз вперед, толкая перед собой сани. Он двигался точно против солнца: если бы оно было позади или сбоку от него, то, увидев странным образом перемещающуюся тень, тюлени заподозрили бы неладное.

Движения охотника были крайне медлительны. Он знал, что, двигаясь вот так, крадучись, только через час сможет подобраться к своим жертвам на расстояние броска гарпуна. Он продвигался медленно, но верно, с непостижимым терпением, свойственным тем, для кого охота - единственный источник существования. Все его оружие составляли нож и гарпун - точно такой же, с каким выходили на охоту его предки тысячи лет назад. Гарпун, лежавший на санях, был образцом совершенного мастерства - плод долгих, неспешных часов, проведенных над ним при свете жирника. На отполированное деревянное древко, полое внутри, был насажен заостренный наконечник из тюленьей кости. К наконечнику была прикреплена зазубренная бородка, причем таким образом, что, когда она вонзалась в тело жертвы, вместе с нею соскакивал и наконечник. К бородке был привязан гладкий линь из тюленьей кожи около сорока футов длиной, искусно уложенный в бухту, подобно часовой пружине.

Молодые тюлени спали, а маленький ловкий человек упорно полз вперед, беззвучно шевеля толстыми губами - быть может, он произносил заклинания или слова охотничьей песни. Он полз бесшумно, как облако тумана. Подтягивал колени, затем упирался в снег обутыми в мягкий мех ногами, медленно распрямлял тело - скорее охотящееся животное, чем человек. Маленькая гагарка опустилась пониже, чтобы посмотреть на него, но тут же резко взмыла вверх. Если бы это видели годовалые тюлени, лежавшие на льдине, поведение птицы послужило бы им предупреждением и они ушли бы в воду. Но ни один из них не поднял головы.

Охотник продвигался вперед, беззвучно шевеля губами в лад своим мыслям. Его тесная каменная хижина наполнится вкусным запахом варящегося на огне тюленьего мяса, мягкие и плотные тюленьи кишки пойдут на нижнее белье, а из жил жена сделает нитки. Из мелких тюленьих костей можно будет выточить иголки, крупные кости - выварить и изготовить из них остов для нового каяка; из остальных же костей он смастерит полозья для саней, ножи, наконечники для гарпунов - не выбросит ни кусочка. Потом охотник подумал о нежном, словно крем, тюленьем жире со слабым привкусом ореха - но прежде чем есть жир, надо будет заправить несколько жирников, чтобы они разгоняли тьму и холод долгой полярной ночи. Глаза эскимоса сузились, созерцая новые тюленьи шкуры,- он обтянет ими каяки, сделает торбаса, подстилки, одежду. Даже самые маленькие лоскутки пойдут в ход. Он срастит их в гарпунные лини или отдаст своим толстым детишкам - сосать и жевать.

Он шел убивать. Если он промахнется или спугнет тюленей и они покинут эти берега, он, и его жена, и его дети, его собаки, и все его племя будут обречены на гибель.

На берегах Арктики, там, где некогда стояли поселения, можно встретить груды человеческих костей: они говорят о том, что тюлени оставили эти места. Лишившись основного источника существования, эскимосы пытались прожить охотой на моржей, нарвалов, медведей, лисиц, волков. Они расставляли ловушки с мясом, в котором были спрятаны костяные иголки, и животные проглатывали их и умирали оттого, что иголки пропарывали им кишки. Но ничто не могло заменить эскимосам тюленьего мяса и жира. Жирники оплывали и гасли. Голод толкал эскимосов к людоедству. Взметывалась вверх рука с зажатым в ней ножом и отрубала конечности человека и мякоть. Люди нападали друг на друга и убивали, их становилось все меньше, и наконец последний оставшийся в живых в ужасе падал на землю среди зловонных человеческих костей, чтобы умереть в одиночестве.

В этих обезлюдевших местах стоит такая мертвящая тишина, что с ней не сравнится даже безмолвие снежных пустынь. Современные исследователи, натыкаясь на такие каннибальские кладбища, спешат их покинуть. Это как бы лишнее напоминание о том, что, когда уходят звери, животное по имени человек обречено на смерть.

Эскимосы, взращенные на тюленьем мясе, знают это, как никто другой.

В шестидесяти ярдах от тюленей охотник остановился. Слепой годовалый поднял голову, прислушался, потянул носом воздух. Но охотник лежал с подветренной стороны, и потому тюлени не могли учуять его, в то время как он своим по-первобытному обостренным обонянием ощущал запах рыбы, исходивший от них. Прошло довольно много времени, прежде чем слепой тюлень опустил голову. Охотник лежал не двигаясь, но усмехался, предвкушая следующий этап этой старой игры. И несколько минут спустя он наступил. Слепой тюлень, который лишь притворился спящим, вскинулся снова. Никакого движения. Успокоенный, он улегся и заснул.

Эскимос знал, что встревожило животных,- скрип полозьев по снегу. Он взял свой гарпун, на костяной ручке которого были вырезаны сцены охоты на тюленей. Затем надел смотанный линь на руку и, оставив сани, начал медленно подкрадываться к тюленям. Вот он выбросил вперед руку, подтянул колени, распрямил тело. Все это делалось до крайности медленно. Его движения напоминали невероятно замедленные движения пловца.

Странница подняла голову. Она беспокойно огляделась, и взгляд ее приковал к себе бездыханный меховой ком неподалеку от нее. В воде благодаря особенностям рефракции она могла бы разглядеть на таком расстоянии даже яростно бившуюся жилку на шее человека, лежавшего, уткнув лицо в снег. Но не на суше. Этот странный предмет не двигался. Одетый в тюленьи шкуры, он чрезвычайно походил на тюленя.

Правая рука человека стиснула древко гарпуна. Левая рука, окаменев от напряжения, зажала горсть снега. Суставы пальцев под рукавицами побелели. Он прикусил язык, и рот его наполнила соленая кровь. Но он не отважился проглотить ее, потому что тюлени услышали бы этот звук. Странница улеглась.

Некоторое время спустя человек снова двинулся вперед. Он старался оказаться между тюленями и водой, так, чтобы, когда он встанет, они лежали бы к нему спиной, головой к середине поля. Тюлени в такой ситуации обречены. Слепой годовалый, а за ним и Странница снова подняли головы.

Охотник понял - речь идет о жизни и смерти. Так четко понимают подобные вещи только жители Арктики. Эскимос был еще слишком далеко от цели, чтобы метнуть гарпун или забежать между тюленями и морем. Однако уже и другие тюлени зашевелились, задвигали плечами. Лицо человека было вжато в снег, но его воображение видело то, чего не могли видеть глаза. Положение становилось отчаянным, и он пустил в ход последнюю уловку. Прижав ладони к бокам и изогнув руки, он сгорбил спину и поднял голову и плечи с помощью одних только мускулов - точная копия прислушивающегося тюленя. Удерживаясь в этой позе, подсказанной долгим охотничьим опытом, он сотрясался от смеха. Глядя на тюленей, охотник напряг мускулы своего плоского сурового лица, открыл рот и издал звук, изображающий недовольное мычание молодого тюленя. Этот звук, исторгнутый существом, поразительно похожим на тюленя и одетым в тюлений мех, был точен. Тюлени было уже собрались ползти прочь, но, услышав звук, остановились - и охотник снова издал негромкое мычание. Оно не таило в себе никакой угрозы, подобный звук тюлени слышали в своей жизни тысячи раз. Существо опустило голову и плечи тем волнообразным движением, которое для всякого тюленя означает только одно: причин для тревоги больше нет. И, совсем как человеческие создания, копирующие своих ближних, они улеглись таким же точно образом.

Две минуты спустя меховая фигура бесшумно двинулась вперед.

Охотник приблизился к тюленям на расстояние броска гарпуна. Еще два ярда - и можно было бы врезаться в их гущу и броситься на них с ножом. Но он побежал к воде, чтобы преградить тюленям дорогу к отступлению. Тюлени поползли от него, и тут в воздухе просвистел гарпун и вонзился в шею одного тюленя. Животное в ужасе замычало. На запястье левой руки человека по-прежнему была надета петля линя, правая же его рука занесла нож.

Странница, слепой годовалый и еще дюжина тюленей, извиваясь, поползли в глубь поля, а вслед за ними из последних сил двинулся и раненый тюлень. Остальные же, располагавшиеся ближе к воде, соскользнули в море и исчезли из виду. Тогда охотник, с губами, красными от крови, сочившейся из прикушенного языка, подбежал к тюленям и, вопя и размахивая руками, стал отгонять своих жертв от воды.

Он совершил роковую ошибку. В охотничьем пылу он выскочил на полоску голубоватого молодого льда. Лед выдержал бы охотника - он чувствовал лед инстинктом, как тюлени чувствуют воду; к тому же на его торбасах были меховые подошвы. Но произошло то, чего он не мог даже вообразить: перепуганные тюлени развернулись и бросились в контратаку!

Никто не учил этому годовалых, они никогда не видели, чтобы так делали их сородичи, но сами, вслепую, избрали подобную тактику. Все разом они навалились на тонкий голубой лед в самом слабом месте - там, где он смыкался с основным массивом, и под объединенной тяжестью их тел, весивших около полутонны, лед проломился со страшным треском. Охотник завертелся волчком, взмахнул руками и прыгнул, спасая свою жизнь. Но прыжок оказался коротким, и человек исчез в воде. Одновременно с ним прыгнули в море тюлени. Вместе с ними ушел под воду и загарпуненный тюлень и медленно поплыл вниз, в глубину, вслед за своими товарищами. На взволнованной поверхности моря остались лишь обломки льда.

Эскимос всплыл к поверхности, уцепился за кромку льдины, но лед обломился под его руками, и человек ушел под воду. Снова всплыв наверх, он выбросил руку на лед и попытался закинуть на него ногу - но тут линь, охватывавший петлей запястье охотника и все еще соединявший его с раненым тюленем, внезапно натянулся. Лед опять обломился, и, медленно буксируемый тюленем, охотник пошел вниз, отчаянно пытаясь высвободить руку из петли. Его одежда намокла и отяжелела. Какое-то время он плыл, увлекая за собой тюленя, а потом тюлень повлек его за собой. Крупные пузыри, вырвавшись изо рта человека, устремились к далекой поверхности и собрались у кромки поля, так и не лопнув по пути.

Странница, не испытывая более страха, описывала вокруг человека круги и спокойно наблюдала за ним. Его руки и ноги бессильно повисли, как у тонущей куклы. Когда линь захлестнулся вокруг тела человека, прижав его руку к бедру, Странница молнией метнулась прочь. Вдруг линь резко рванулся - это умирающий тюлень сделал последнюю попытку избавиться от гарпуна - и туго затянулся на шее человека. К поверхности снова понеслись пузыри. Медленно и причудливо помахивая рукой и ногой, скользил он вниз, вслед за подбитым тюленем.