Первые встречи

Земля! Темно-коричневые скалы окружали снежную полосу, где приземлился АН-6, доставивший нас от борта «Оби» на южно-полярную станцию Молодежная. После корабля чувствуешь себя необыкновенно устой­чиво, делая первые шаги по скалам. Зачем-то торопясь, взбегаешь на ближайшую вершинку. И видишь сплошь белое, словно завороженное, покрытое льдом море. А на его ровной глади - граненые, как куски сахара, айсберги. Они отбрасывают голубоватые тени.

А на холмах вблизи берега - домики, серебристые цистерны с горючим. Подходит небольшой вездеходик. Водитель, молодой парень с кирпичным от загара ли­цом и сверкающими цыганскими глазами, - первый встреченный нами зимовщик. «Саня», - представляет­ся он. В кабине рядом с ним неподвижно сидит, вни­мательно глядя на панель приборов, крупный рыжий пес. «Знакомьтесь, Механик, - уважительно показывает в его сторону Саня. - Прозвище сие получил за при­страстие к технике». Пес слегка поводит головой.

Через пять минут мы уже на станции, среди ярко окрашенных домиков, по форме напоминающих спичеч­ные коробки, укрепленные над землей почти на двух­метровой высоте на железных сваях. Под домиками свободно можно прогуливаться. Сделано все это, ко­нечно, неспроста. Обычные, поставленные прямо на землю дома в Антарктиде за зиму сильно заносятся метелями. А домам на сваях метели не страшны. Снег, гонимый устойчивыми юго-восточными ветрами, про­скальзывая под ними, улетает дальше на северо-запад, к морю.

Выгружаем свои вещи у отведенного нашему отряду балка - домика на санях, обычно используемого во время походов. Рядом с маленьким балком стоят две огромные «Харьковчанки» - гигантские гусеничные машины-снегоходы. Скоро им предстоит отправиться в самый центр Антарктиды, на Полюс недоступности, и успеть за короткий летний сезон возвратиться обратно на берег, теперь уже на станцию Новолазаревскую. Исключительно сложный переход протяженностью свы­ше 3 тысяч километров, причем основная часть пути должна пройти на высотах в три с половиной километpa над уровнем моря, по самым холодным районам материка. Даже Пэпик поинтересовался: «Почему что на такой большой переход так мало времени?»

Наш чехословацкий коллега, очутившись наконец в Антарктиде, буквально сбился с ног. То носится с фо­тоаппаратами, то бросается собирать камни. Это мож­но понять - человек впервые ступил на антарктиче­скую землю.

Близится время обеда. По металлической лесенке поднимаюсь в здание кают-компании станции. Над вхо­дом в домик установлен репродуктор, идет трансляция последних известий прямо из Москвы. Открываю дверь и попадаю в помещение раздевалки. Здесь висят раз­нообразные ватники с капюшонами, так называемые «каэшки», и кожаные куртки. Вхожу в большую ком­нату, в центре которой установлен бильярд. Играют четверо летчиков, передавая единственный кий из рук в руки. На стульях вдоль стен покуривают несколько человек, наблюдая за игрой. Рядом на небольшом сто­лике телефонный аппарат. Сбоку дверь в столовую - длинное помещение, где в один ряд установлены лег­кие, с пластиковой отделкой столики и стулья. Слева окна в кухню, вдоль которых на подставках баки с су­пом, противни с мясом и подливкой и прочая снедь. В главном окне улыбается знакомое лицо повара Миха­лыча. Пять лет назад я встречался с ним в оазисе Ширмахера на станции Новолазаревской. Михалыч дород­ный, рыжий, с располагающим, добрым лицом.

- Привет! - Он дружелюбно поднимает руку с большим кухонным ножом. - Опять приехал?!

- Как видишь, Михалыч. Ну как вы тут перезимо­вали, лучше, чем на Новолазаревской?

- Ой, нет, - машет он рукой, - здесь видишь ка­кая орава!

Новолазаревская - одна из самых компактных станций в Антарктиде. Там зимует меньше двадцати человек. На Молодежной же в несколько раз больше.

- Садись поешь, - приглашает Михалыч. - Кар­тошечки нам подбросили свежей с корабля. Мясо, правда, зимнее; доканчиваем остатки. Вот консервы возьми, икра баклажанная. Завтра приходи, на обед селедку с луком сделаю. - И он отбегает к плите.

В столовой я встречаю Володю - товарища по первой экспедиции в Антарктику, специалиста по морским льдам. Он ведет меня в свой домик, тоже на сваях, расположенный неподалеку. Живет он в неболь­шой уютной комнате вдвоем с другим сотрудником. Здесь стоят две диван-кровати, столики с семейными фотографиями, радиоприемник. Вдоль стены кое-какое лабораторное оборудование и полочки.

Володя достает с полки бутылку марочного слад­кого вина. Он почти равнодушен к более крепким на­питкам. Из дома ему прислали в основном разнообраз­ные сладости. Зимовщики почти все уже получили свои посылки. Они были доставлены с корабля первым же рейсом АН-6.

- Ну садись, рассказывай, как там дома, - уса­живает меня Володя.

- Ты же знаешь все. Письма прочел, радио слу­шаешь. Лучше сам расскажи, как перезимовал?

- Нормально. Надоело только. Слишком долго все это тянется, уже больше года.

- А работа как?

- Работа интересная. Понимаешь, удалось просле­дить все изменения, которые происходят в морском льду от сезона к сезону. В этом районе впервые! На льду у меня будка стоит, самописцы кое-какие. Да, - Володя бросает на меня торжествующий взгляд, - я ведь холодную лабораторию себе построил.

- Сам?

- Вот этими руками из досок сколотил. Плотниц­кое дело освоил. Микроскоп у меня там. Шлиф приго­товлю - тут же микрофотографию сделаю. Без холод­ной лаборатории плохо было. Здесь, в комнате, со льдом не наработаешь, он сразу в водичку превращается. За­то теперь нормально, уникальный материал собрал. - Володя гордо демонстрирует большие тетради, сплошь заполненные аккуратными записями, таблицами с на­клеенными тут же фотографиями. - Вообще-то я даже хотел просить, чтобы оставили меня здесь до осени, пока лед полностью не разрушится, но из дома жена с дочерью пишут, чтобы приезжал быстрей, заждались...

- Не холодно зимой в этих домиках?

- Нормально. Выдувает только быстро. Ветры знаешь здесь какие. Дом ходуном ходит, как в поезде. Вначале долго не привыкали, бессонница мучала. Пос­ле пожара в Мирном строить стали из негорючего материала, но он не совсем подходит к здешним усло­виям. Видишь, трещинок сколько. Хотя и тонкие, а через них выдувает. Но когда батареи включены, то нормаль­но, жить можно.

- Домой вернемся - сразу в отпуск?

- Сначала отчитаюсь. А потом заберу своих - и под Бологое на все лето. Там озера, речки чистые, рыб­ная ловля отличная. А леса какие! И зелень, зелень кругом...

- Перезимовали без ЧП?

- Нормально, все живы, здоровы. Был, правда, слу­чай, но совсем другого рода.

- А что?

- Анонимное письмо один из нас написал на сво­его товарища.

- Анонимное письмо?!

- Не стоит об этом говорить. Мы здесь сами все выяснили, кто, что и зачем. На зимовке шила в мешке не утаишь. Ему это урок. Анонимных писем писать больше не будет.

Мы молча потягиваем сладкое вино. И я думаю, что никак нельзя допустить, чтобы такое происходило здесь - на материке, который не раз демонстрировал всему миру лучшие качества человеческих характеров: прямодушие, самоотверженность, верность долгу и пре­данность друзьям.