На птичьих базарах

Там же, на Новой Земле, мы должны были снять знаменитые птичьи базары.

На Севере немало птичьих базаров - в Гренландии, на Шпицбергене, на острове Медвежьем, на Земле Франца-Иосифа, на Семи островах и в ряде других мест. Но, пожалуй, ни один из них не может соперничать с колониями птиц, находящимися на западном берегу Новой Земли - в губе Безымянной. Ученые утверждают, что там ежегодно поселяется до двух миллионов птиц. Так это или нет, сказать трудно. Но сущая правда, что весь скалистый берег, на протяжении по крайней мере двух километров, сплошь облеплен птицами.

Бесчисленное множество их поселяется на крутых, обрывающихся в море скалах. Все выступы и карнизы гор заняты птицами. Они то и дело снуют сверху вниз, снизу вверх, улетая в море и возвращаясь к своим гнездам. А сидящие на скалах ни на минуту не прекращают своей неутомимой болтовни. Гомон стоит действительно, как на базаре.

Что привлекает сюда такое огромное количество птиц? Конечно, море, богатейшее, щедрое море.

Когда мы миновали залив и вышли в открытые воды, взяв курс на Безымянную, начался шторм. Огромные валы, один тяжелее другого, с грохотом обрушивались на скалистый берег. Волны стремительно неслись вверх, а потом с такой же силой откатывались назад, сокрушая все на своем пути. Наша иола (Почему наше утлое суденышко называлось иолой - объяснить нелегко. Слово "иолам, вернее, "иол" - голландское. Так нидерландские мореплаватели называют небольшое парусное судно. На нашей лодке парусов не было вовсе. Вместо них тарахтел старенький, дрожащий как в лихорадке мотор. И все-таки этот трясущийся мотобот величался поэтической "иолой". Видимо, слово это понравилось новоземельцам, и они стали называть им любое небольшое судно) то ныряла, скрываясь между волнами, то оказывалась на самом гребне, какое-то мгновение задерживалась на нем, обнажая беспомощно вертящийся винт, а затем - снова погружалась в пучину.

И вдруг случилось то, чего я опасался. Внезапно оборвался шум мотора. Двигатель вышел из строя. Лодка стала беспомощной, жалкой.

"Еще мгновение, и от лодки останутся одни щепки", - подумал я, глядя на быстро приближающиеся скалы, вокруг которых бурлила и пенилась вода.

Но в тот момент, когда, казалось, вот-вот нас выбросит на берег, моторист починил двигатель.

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук - забилось сердце мотора. Именно сердце! И радость, и ликование, и восторг пришли на смену гнетущей тишине.

Когда-нибудь я расскажу историю единственного человека, который встретил нас в губе Безымянной. Расскажу о том, как он один провел там ужасную зиму и, чтобы не умереть от болезни и голода, съел почти всех упряжных собак. А сейчас поделюсь с вами заметками, которые я сделал в своем дневнике после съемки в губе Безымянной.

... Наша лодка с трудом причаливает к крутому, каменистому берегу. Мы сходим прямо в воду и с тяжелой аппаратурой перебираемся с камня на камень.

Внезапно масса птиц срывается с крутого откоса и шквалом проносится мимо нас. Кажется, остановись на месте, и эта живая лавина обрушится на тебя и придавит к земле. Я удачно уберегаюсь от одной, другой, третьей птицы. И вдруг ощущаю страшный удар в грудь. Удар такой силы, что тотчас лечу на землю. Это кайра на лету ударилась об меня и сшибла с ног. Теперь мы ведем себя осторожней. То и дело оглядываемся по сторонам, внимательно следим за полетом птиц.

Наконец, мы подходим к высокой, отвесной скале. Влезть на нее с объемистыми рюкзаками можно только при помощи веревки. Двое ребят сбрасывают с плеч ношу и ловко взбираются по каменистой стене. Потом спускают нам веревку. И один за другим мы поднимаемся на вершину.

Все горы буквально облеплены птицами. Больше всего здесь шумливых суетливых кайр. Издали они чем-то напоминают пингвинов: на них такие же черные фраки и белоснежные манишки. Поодаль сплошной белой массой сидят чайки-моевки.

Подходим ближе, к краю обрыва. И ничего не можем понять. Что случилось? Все сразу куда-то исчезли. Только слышны голоса птиц. Мы знаем, что они сидят где-то под нами, совсем близко, но ни одной не видим. Оказывается, увидеть птиц сверху просто нельзя, как нельзя увидеть окон дома, находясь на его крыше.

Ну что ж? Придется обвязать кинооператора веревкой и спустить на карниз. Мы так и делаем. Сначала спускаем Нину Юрушкину, потом киноаппаратуру. А сами остаемся наверху. И... терпеливо ждем.

Вот к гнезду подлетает кайра. Она еле удерживается на самом краешке карниза, балансируя крыльями, чтобы не сорваться вниз. Потом бесцеремонно расталкивает соседей и протискивается к своему яйцу, лежащему прямо на голом выступе скалы.

Известно, что кайра откладывает одно довольно большое яйцо. Оно покрыто замысловатыми пятнами так, что трудно найти два одинаково окрашенных яйца. Известно также, что если яйцо кайры погибнет, кайра отложит другое. Пропадет второе, отложит третье. И так несколько раз. (В некоторых странах люди собирают яйца кайр, превращая это в доходный промысел.)

Но какой именно кайре принадлежит то или иное яйцо - не каждый возьмется ответить. И все из-за того, что добродушные кайры охотно делят между собой заботу о потомстве. Есть, правда, сторонники другого взгляда. Они утверждают, что кайры легко находят свои яйца среди множества чужих. Может быть, и так. Что же касается нас, то мы сознательно несколько раз перекладывали яйца кайр с одного карниза на другой, и ни разу родители не обнаружили подвоха. Они возвращались на свои карнизы и тотчас усаживались на яйца, хотя те совсем не принадлежали им. Может быть, кайры запоминают не яйца, а место, где они лежат? Другими словами, быть может, они запоминают, где находятся их "гнезда"?

Впрочем, предоставим этот вопрос решать орнитологам.

В то время как на одном карнизе птицы терпеливо сидят на месте, на другом матери уже хлопочут около своих забавных на вид птенцов.

Объектив киноаппарата укрупняет одного из них: птенец действительно смешной, он скорее похож на комочек шерсти, чем на живое существо. И уж, во всяком случае, не похож на птицу.

Но влюбленные родители теперь только и заняты тем, чтобы насытить свое чадо. Не успеет мать передать птенцу сверкающую серебром рыбку, как отец тащит другую.

И вот уже целая стая птиц бросается вниз с вершины горы и скользит по воздуху до самого моря. Ныряют и плавают кайры мастерски. Под водой они гребут и крыльями и лапками. Поэтому двигаются очень быстро. Выскакивают из воды с добычей в клюве и, быстро работая крыльями, устремляются ввысь - к своим гнездам на высокие неприступные скалы.

Минует час. Другой. Третий... Терпение у нас иссякает. Я подползаю к краю птичьей горы. И тотчас зажмуриваю глаза. Кружится голова... Не могу смотреть вниз. С детства не могу. Бывало, выгляну из окна высоченного здания нашего училища и сердце замирает. И хочется броситься вниз. Сил нет, как хочется...

И как это Юрушкина может стоять на этом жутком карнизе?!

- Ну, как ты там? - спрашиваю я.

- Еще не прилетела.

- Кто?

- Мать. Там под камнем сидит совсем крошечный...

- Будешь ждать?

- Буду. Я крикну потом, - говорит Нина.

И мы снова ждем. Ждем час. Другой. Третий... И так - каждый день.