Остановка в пути

Вопреки ожиданиям, ранняя зима круто оборвала беломорскую осень. Казалось, что в этом неожиданно красивом лесном крае с исстари прочно установившимися бытом и обычаями в природе тоже все должно проходить степенно и последовательно. И вот на тебе, пожалуйста! Ясным теплым утром выехали мы в такую тишь, что из кустов и высоких трав повылетали запоздалые комарики погреться на солнышке, а прошло полдня - и задул холодный ветер со снегом. К вечеру мороз как следует ударил, и за метелью ничего видно не стало. Где-то слышно - за порывами ветра шумит море, и все тут. Так недолго в овраг попасть или еще куда. Свет от фар нашего вездехода исчезает в белом месиве, и водителю от него помощи мало. А ехать все равно надо. Хоть и потихоньку, но надо! По берегу тут у речек деревни есть. Не замерзать же по-глупому в исправной машине. Так, час за часом, и ползли потихоньку. Временами останавливались, вылезали, прислушивались да всматривались - может, жилье где поблизости окажется. Совсем уже к ночи наткнулись на окраину деревни. Обрадовались, что легким испугом отделались и все по-хорошему обошлось.

Видно по погоде, что застряли мы надолго. В приютившем нас доме тепло. Просторно. На широкой деревянной полке оранжево-красный ряд хозяйственной посуды поблескивает начищенной медью. Это приданое теперь уже немолодой, но еще крепкой, со скупой прядью седины в волосах, Марьи Савватьевны. Мы сидим в тепле за накрытым столом, слушаем пение самовара и счастливы, что вовремя встретили на пути ее гостеприимный кров. За окном бело, вовсю метет пурга. Ветер гонит сухой жесткий снег, и большой поморский дом похрустывает от мороза.

Нехорошо тому, кто сейчас в пути. Ой, нехорошо! А у нас под шум самовара идет разговор. Разговор пустой - все больше о суете и мелких заботах наших. Как гнус таежный, никак от них не отвяжешься. И давние, и недавние, они зудят в мозгу, не дают отдохнуть.

Отмахнуться бы от них, так нет - обступают, неотвязные. Засиделись, видно, мы в городе, привыкли по всякой чепухе за телефоны хвататься, а не на себя рассчитывать.

Вот и сейчас. Приютили нас, трех мужиков экспедиционных, - так поговори с хозяйкой или ляг отдохнуть, отсыпайся и не дергайся.

"Подойдет время, навалится работа, тогда и ломай ее сколько сил есть, чем болтать зря", - думает, наверно, Марья Савватьевна, глядя на нас. Ходит она по дому, хозяйствует, а в глазах смешинка, точно сказать хочет: "Суета вы эдакая!".

Один из нас подхватил взгляд ее, засовестился и говорит:

- Брось, мужики, с языка горох сыпать. Поди, со стороны тошно эдакое слушать. Придет хозяин - просмеют ему нас.

- Нет у меня мужа. В такую вот погоду замерз на тракторе. Кабы лошадь - она во всякое время на жилье выйдет. Ас машины какой спрос - потерял дорогу и все тут. Одна я дочерей с сыновьями поднимала. Теперь беда эта, считай, в диковинку, а прежде женки поморские часто вдовами оставались. Кормилец-то был у нас один - море. На много месяцев из дому на промысел люди уходили и мальчишек малых, зуйков, с собой брали. Не от веселой жизни все эту школу проходили. Трудом рыбацким, тяжелым и опасным, на жизнь зарабатывали. Шняка промысловая когда домой вернется, а когда и морю достанется. Если кормщик хороший да время летнее, еще можно и на большой волне отыграться. А к осени, как большой мороз хватит, обледенеет все и ветер отжимной от берега пойдет, тогда жди и жди своих добытчиков до скончания века да иди в церковь попу заупокойную заказывать. Это уж потом ёлы да боты моторные пошли, а в дедовы времена только и было, что парус холщовый да руки свои.

- Конечно, ходили и парусники большие. Только тогда работа на них прибытку немного давала. Хозяева-толстосумы никому отцом родным не были. Все, даже мелкие хозяева, свой интерес соблюдали. У кого из рыбаков своей снасти не было, так за нее владельцу большую часть улова отдавали. Однако не пропадать же с голоду. Треска и селедка, рыба наша, всех кормила и обувала и одевала. Не один век моряки наши потомственные так-то вот в студеном море науку мореходную проходили. Теперь и думать забыли, чего стоило отцам нашим проложить в нем пути-дороги, берега и острова открыть, приметные знаки да жилье в тундре безлесной, приморской поставить. Бабушке моей Степаниде Ивановне еще старики сказывали про те времена предания и истории старые. И сейчас еще в разных местах древние кресты видны. Без внимания к ним теперь. Кои покосились или упали совсем. Иные, правда, стоят еще, ветрами и людьми нетронутые. Бабушка-то знала, кем, когда и почему ставлены. Тогда у многих свои лоции были. Приметы разные высматривали, запоминали и все это из рода в род передавали. Каждый свое берег, чтобы с уловом быть, в море не потеряться, когда и от беды уйти да удачливу быть.

- Еще бабушка сказывала, как прежде иностранцы за пенькой и другими товарами частенько в Архангельск приходили. Они Север давно на примете держали. Однако наших мореходов крепко уважали и в иные места без лоцманов наших не хаживали. Старики-то поговаривали, что на картах заморских Баренцево море Московским звалось. Ну, да это все давно было. А вот уже в мою бытность по всему его берегу наши становища стояли - Гаврилово, Порчниха, Зеленцы, Харловка, Оленье, Йоканьга... Да мало ли их, больших и малых. В некоторых фактории и склады купцы построили, как, например, в Шельпино. Когда близко шел лов - удобно было им рыбу сдавать, а в другой раз и далеко плыть приходилось. Берега скалистые, в шторм не подойти - разобьет. Вот и уходили от них подальше в океан. Кто в море не бывал, волны не пробовал - тот о ней понятия не имеет. На что теперь пароходы большие пошли, и то случается в порт без палубного груза приходить.

- Прежде у народа нашего много сказов о людях, о делах да случаях складывалось. Сказы-то разные бывали, только вот, пожалуй, жалостливых вовсе не было. Корень наш поморский древний, гордый! Крепко люди себя держали и детям наказывали. Сказители были у нас знаменитые - бабушку Кривополенову в Москву к самому Калинину Михаилу Ивановичу приглашали. Еще такая писательница Озаровская по ее сказам книжку "Пятиречье" выпустила.

Замолчала, задумалась Марья Савватьевна.

Сидим тихо и мы, наслышанные о трудной судьбе Кривополеновой, да слушаем свист метели, что снегом по окну скребет.

- Хорошо за стенами в тепле сытому сидеть... точно отвечая на свои мысли, говорит наша хозяйка.

- А почему книжка названа "Пятиречье"? Село такое или становище у вас есть? - сбивает ход мыслей Марьи Савватьевны водитель нашего вездехода. Она отвечает не сразу:

- Пятиречье, говоришь? На пяти реках наша область, по-прежнему - губерния, Архангельская стояла. А между ними леса да болота. Вот по рекам и селились в основном. Так и пошло. Что ни река, то свой уклад жизни.

И не только уклад, а и постройки - дома, амбары, мельницы, церкви - отличие имеют. Да что строения - по телеге и лодке узнавали, кто откуда. Ты на своей машине поедешь - посматривай, как мастера работали, инструментом пользовались. Чего только топором не делывали, какую красоту ставили. Столетия держится и мастера прославляет. А ведь из одного дерева. Почитай, без единого гвоздя! Иной строитель и теперь глядит и учится, а кто красоту любит - любуется. Сейчас, конечно, жизнь пошла другая. Широкая! Вроде и не надо всего этого, а жалко - уменье забывается, красота работы плотницкой. Говорят, сохранять постройки, свозить в заказники будут. Хорошее дело! Сколько пожгли зазря, порушили, будто не труд отцовский в них лежит...

А во главе Пятиречья нашего сам Архангельск стоит. Город древний. Скоро ему четыре сотни лет будет. Поставлен он не на пустом месте, а на обжитом издревле поморами нашими. Имя свое он получил от собора Архангела Михаила. Теперь и собора нет, и в бога никто не верует, а суть-то города осталась. Как он был город мореходов, так и остался им. Был прежде деревянный весь, целиком с заборами и мостками. Лес-то кругом стоял свой, несчитанный. Из кирпича казенные постройки ставили и еще монастырские. Нынче стал Архангельск другой - каменный. У причалов стоят корабли паровые, железные, а пословица поморская не забывается: "хоть корабли деревянные, да люди на них железные". Вася, вездеходчик наш, опять хотел с вопросом встрять, да мы не дали ему. Такую, душой согретую, биографию своей родины редко когда слышать приходится. - Сколько славных капитанов только из нашего мореходного училища вышло. Ему скоро двести лет будет - старейшее оно, говорят, на Руси. Будете в Архангельске - поинтересуйтесь, какие от Красной пристани известные плавания начинались. "Святой великомученик Фока" Георгия Яковлевича Седова тоже от Красной пристани свой путь начинал. А Красную Кузницу возьмите! Новоманерные корабли на ней еще Петр Великий нашим мастерам строить доверял...

Давно остыл самовар, за окном темно, а Марья Савватьевна все рассказывает о своем крае. В ее словах слышится гордость его прошлым и спокойная сила, всегда помогавшая северянам-поморам обживать и отстаивать свой исконно русский край.

И на место наших прежних мыслей о пустых и суетных заботах приходит образ будущего, обновленного Севера, его молодых обитателей, в дела которых вольется капля и нашего труда.