Медведь и человек

Педерсен сообщает, что, собирая ягоды на склонах холмов, эскимоски часто замечают медведей, которые пристально за ними следят; когда же женщины убегают, животные удирают в противоположную сторону. Человек и его имущество — суда, жилища, склады, собаки — представляют для медведей интерес только с одной точки зрения (особенно для самцов, достаточно смелых, чтобы заниматься исследованиями): им важно узнать, съедобны ли эти вещи. Все путешественники и охотники подчеркивали исключительное любопытство, которое вызывали в медведях они сами и их пожитки. Если, как мы говорили, нарты пересекают его путь, медведь встает на задние лапы, чтобы лучше рассмотреть странных существ, которые ему встретились, и принюхивается, раздувая ноздри. Иногда он даже подпрыгивает вверх, чтобы видеть получше. Как пишет Нельсон, «при внезапной встрече они вставали и принюхивались, словно желая определить, с кем столкнулись — с друзьями или врагами».

Медведи иногда следуют за нартами несколько километров. А Свердруп описывал, как однажды медведь прибежал от кромки припая, чтобы поглядеть на его отряд. Сгорая от любопытства, он смотрел вертясь и так и эдак, чтобы найти наиболее выгодный угол зрения. Вернувшись же на лед, зверь потрусил по следу людей, держась, однако, на почтительном расстоянии, и шел так целый час. Подобное любопытство вполне естественно, ибо большая часть жизни медведя посвящена поискам в белом мире темных шкур тюленей или же туш китов либо моржей, выброшенных на берег.

Однако запах человека не возбуждает аппетита у белых медведей, за исключением наиболее голодных зверей. Идя по следам нарт, животное может вдруг потерять интерес к людям, если учует тюленя; тогда зверь ложится на брюхо и поджидает куда более привлекательную добычу. Запах собак и любого мяса, которое может лежать на нартах, привлекает медведей, как и все кухонные запахи вообще. Одно животное, следившее за приготовлением ужина спутниками Свердрупа, стало осторожно подкрадываться к ним под прикрытием торосов. Зверь сделал круг, чтобы оказаться с подветренной стороны, встал на задние лапы, вытянул шею, принялся раскачиваться взад и вперед и шмыгать носом, наслаждаясь запахом. Другой медведь в конце мая приблизился в полночь к лагерю Стефанссона, увидел на льду привязанных собак и стал к ним подкрадываться чуть ли не ползком. Спрятавшись за торосом в 20 метрах от собак, он привстал, готовясь к прыжку, но в этот момент его застрелили.

Говоря о медведях в море Бофорта, Стефанссон высказал следующее мнение: «Разумеется, медведь способен отличить живого тюленя от мертвой туши, когда он чует их запах в воздухе. У нас всегда имеется с собой тюленье мясо, и запах его стоит над нашим лагерем. Проходя с подветренной стороны, медведь изучает лагерь, нюхая воздух, но единственное, что его интересует, — это тюленье мясо. Не ведая страха, он направляется прямо туда, где оно лежит, неторопливо шагая, так как уверен, что мертвые тюлени, запах которых он чует, от него не уйдут. При этом медведь не питает никаких враждебных намерений и не собирается ни на кого нападать, так как из долгого опыта общения с песцами и чайками вынес уверенность, что всякое встретившееся с ним живое существо уступит ему дорогу. Но, если приблизившись на сто или двести ярдов к лагерю, он замечает спящую собаку, и особенно если, как это часто бывает, такая собака вдруг зашевелится, медведю, очевидно, приходит в голову мысль: «Отлично, ведь это живой тюлень!» Тогда медведь самым невероятным образом распластывается на льду и, прижимаясь шеей и мордой к снегу, подползает к собакам почти как на салазках, замирая при малейшем их движении и снова начиная ползти, как только они успокоятся. Если на льду имеются какие-либо неровности, как это было поблизости от нашего лагеря, он укрывается за торосом и подбирается незаметно.

Если собака вдруг залает, медведь тотчас же теряет интерес к своему предприятию, очевидно, решив, что перед ним не тюлень, а песец или чайка. Помыслы его вновь возвращаются к тюленьему мясу, которое он учуял. Он поднимается со льда и направляется к лагерю прежней неторопливой походкой».

Эскимосы пользуются любопытством медведей. Если медведь не обращает внимания на группу охотников или не замечает ее, один из них старается заинтересовать его: он кричит, размахивает руками, прыгает. Спутники же его остаются в засаде, ибо внезапное появление нескольких людей может отпугнуть робкого медведя. Впрочем, любопытство сильнее страха. Джексон убедился в этом, когда в одну из лунных ночей его собаки обратили медведя в бегство. Тут Джексон лег на лед и стал имитировать движения тюленя. Увидев это, медведь подбежал к нему на расстояние шагов в десять, но затем, что-то заподозрив, снова удрал.

Некоторые медведи обращаются в бегство, как только учуют запах санной партии, находящейся в нескольких сотнях метров. Нет никакого сомнения, что есть медведи, научившиеся бояться людей. К середине апреля большинство медведей, которые в зимние месяцы с такой яростью атаковали спутников Баренца и осаждали их дом, бросались наутек, как только люди начинали кричать.

Медведицы, независимо от того, есть ли при них медвежата, равно как и медведи, не достигшие зрелости, обычно куда менее смелы, нежели взрослые самцы. И хотя им свойственно такое же ненасытное любопытство и желание осмотреть любой незнакомый предмет, говорят, они часто приходят в ужас при встрече с людьми. Однако — это случилось в третью неделю марта — одна самка, которую сопровождали двое медвежат, решительно устремилась на Джексона, находившегося на льдине в 50 метрах от нее. Ее не остановило и то, что с путешественником была собака. Пайер сообщает о необычном поведении другой медведицы, которую он заметил в начале апреля. Медведица зарылась в снег рядом с початой тушей тюленя. Почуяв людей, находившихся в полукилометре от нее, она встала на задние лапы и начала фыркать, как часто делают эти животные, а потом направилась к людям и с явным удовольствием стала кататься по снегу, после чего удалилась. Чэпмен^* рассказывает, что точно так же вел себя и самец, когда увидел, что к нему приближается судно. Вытянув шею и высоко задрав нос, медведь распластался на льду и тоже стал кататься по снегу. Затем он ушел, разинув пасть, но вскоре вернулся назад. Дело происходило в августе месяце. И хотя зверь был нормальной упитанности, в желудке у него оказались только ягоды и трава. Чэпмен считает, что медведь был голоден и его, очевидно, возбуждали запахи, несшиеся из камбуза.

^*(Чэпмен Ф. С. - английский путешественник, автор книги "Северные огни" (1932). (В. Г.))

Голод всегда сильнее страха. Однажды медведица с двумя медвежатами, не обращая внимания на привязанных собак Свердрупа, подобралась к куче мяса овцебыка и начала есть, хотя вокруг нее лаяли сорок или пятьдесят псов. А в начале ноября сильно истощенная медведица, соски которой были окружены замерзшим молоком, осмелела настолько, что подошла со своим медвежонком к судну Маннихе; несколько дней спустя два годовалых медвежонка затеяли драку с его собаками, а мать их подобралась вплотную к борту судна.

Далеко не все молодые медведи боятся людей. Однажды летом, когда Нансен и его спутники находились на льду, к ним со всех ног бросились медведица и медвежата, которым шел второй год. Один из медвежат опередил другого и, оказавшись в пятнадцати шагах от людей, стал медленно подбираться к ним; его застрелили с дистанции в восемь шагов. В двух случаях, отмеченных в начале августа, молодой самец и молодая самка оказались настолько смелыми и любознательными (вероятно, также и голодными, ибо в желудках их было лишь немного водорослей), что, стоя у кромки льда, поджидали шлюпки с охотниками, которые отвалили от судна Маннихе, стоявшего в бухте Денмарк. Однажды молодой самец подошел почти вплотную к руководителю датской экспедиции, когда тот производил раскопки старинного эскимосского поселения на побережье. Другой молодой медведь, пожиравший моржовый жир (это было в сентябре) направился, злобно шипя, к Джексону, но удалился, когда тот щелкнул фотоаппаратом. Утром 31 октября Джексон заметил другого медведя, подбиравшего все, что валялось вокруг хижин, не обращая никакого внимания на присутствие людей. В марте третий медведь, не выказывая никакого страха перед Джексоном, срывал флажки, которыми была отмечена дорожка, проложенная для зимних прогулок. Хотя медведь этот был худ» в желудке его оказалось полно тюленьего мяса. Таким образом, отнюдь не голод придал ему смелости. То же самое, вероятно, можно сказать и о двух других молодых медведях, которых Джексон застрелил, когда они гоняли его спутников вокруг хижины.

Стефанссон сообщает о своей встрече с упитанным молодым медведем, которому, по его мнению, было два года. Вечером 22 января его отряд стоял лагерем в 100 метрах от полыньи шириной около 15 метров. Вдруг Стефанссон заметил, что через полынью быстро плывет словно бы ледяная глыба. Однако в бинокль он разглядел глаза, уши и нос медведя. «Животное определенно заметило нас первым и, когда я вышел на лед, уже начало осторожно подбираться к нам. Медведь проплывал восемь — десять ярдов, затем останавливался как вкопанный, медленно поднимал глаза (а заодно и уши — с этим он ничего не мог поделать), но лишь настолько, чтобы увидеть через край полыньи мою голову: я находился за нартами, опираясь локтями на груз.

Медведь потратил около десяти минут на то, чтобы преодолеть пространство в сто ярдов. Оказавшись почти прямо напротив нашей палатки, ярдах в пятнадцати от нас, он медленно положил передние лапы на лед, кромка которого возвышалась всего на шесть дюймов над уровнем воды в полынье. Затем быстро, но без шума и всплесков подтянулся на лед и бросился прямо на меня».

Словом, нельзя предсказать заранее поведение белых медведей, какого бы возраста и пола они ни были. Но, вне всякого сомнения, поведение их зависит от того, является ли человек для данного медведя просто новым видом животного, какого он прежде не встречал и который возбуждает в нем любопытство, или же, наоборот, медведь этот уже встречался с человеком и считает его либо опасным, либо безвредным. Некоторые медведи боятся одинокого человека, если с ним собаки, и предпочитают бегство схватке с ними. Но так бывает не всегда. Очень крупный самец, быстро шедший по следу нарт Джексона во второй половине дня 30 апреля, в конце концов атаковал путешественника, когда тот стоял возле этих нарт. Другие же животные не обращают никакого внимания на санный отряд, а если их преследуют, они стараются сохранять достаточную дистанцию между собой и людьми, для чего время от времени прибавляют шаг, иногда беспечно оборачиваясь, чтобы взглянуть на охотников. Кейн вспоминает об одном медведе: тот «неторопливо шел впереди нас и изорвал джемпер, который мистер Макгери неосторожно бросил накануне. Разодрав его в клочья, медведь затем превратил их в клубок шерсти. Потом он набросился на нашу палатку, до которой нам оставалось еще несколько миль. Вероятно, только наше приближение спасло все то, что в ней находилось; достигнув палатки, мы установили, что она не пострадала, хотя медведь и перевернул ее, разбросав по снегу шкуры буйвола и пеммикан».

Уверенный в себе самец смело приближается к лагерю и, не обращая внимания на крики людей, презрительно проходит между двумя сворами собак, раздавая удары направо и налево; в то же время другой медведь удирает от нескольких щенков, а третий ложится на лед поблизости от лагеря и пытается уснуть, переворачиваясь время от времени на спину, чтобы ударить собаку. Большинство медведей удирают от собак, хотя, когда Белчер был в апреле в проливе Нортумберленд, один медведь приблизился к его санному поезду и напал на вожака. По словам Иллингуорса, медведь, преследуемый псами, хватает на ходу снег, вероятно, чтобы утолить жажду. «Снег, — пишет он, — тает в его желудке, и зверь начинает бежать медленнее; вот тогда его и можно догнать и застрелить». Именно по этой причине и погиб, в частности, тот медведь, которого путешественник-негр Мэтт Хенсон и эскимос Ахналка заметили во время одного из походов Хенсона, предшествовавших броску к Северному полюсу, который совершил этот исследователь вместе с Пири.

«Медведь, склонившийся над тюленем, бросился бежать, когда увидел людей с собаками. Ахналка остановил сани и выпряг двух собак, которые кинулись за добычей. Хенсон, бывший новичком в охоте на белых медведей, предложил пустить за ним еще одну. Но Ахналка сказал: «Нет. Медведь задерет собак, если мы пустим слишком много, а двух достаточно, чтобы задержать его».

Услышав собачий лай, зверь ускорил бег, причем шаг его становился все шире, и в конце концов стал похож на большую желтоватую кошку, пустившуюся в галоп. Собаки начали отставать. Хенсон обратил внимание на какие-то углубления, шедшие параллельно медвежьим следам.

«С каждым шагом медведь глотает снег, — объяснил эскимос. — Скоро живот полный воды. Тогда остановится и будет драться». Километра полтора или даже больше огромный зверь не замедлял бега. Перескочив через сломанный ледовый бур, он вскоре исчез из виду. Оба участника экспедиции продолжали преследование, не снижая скорости. Внезапно они увидели медведя. Прислонившись к ледяной стене, он размахивал лапами, стараясь достать двух собак, прыгавших вокруг».

В литературе редко упоминают о том, как пьют медведи. Фрейхен сообщает, что медведь втягивает в себя воду, как лошадь, а иногда лакает, как собака. Тюленебоям еще с давних времен был известен тот удивительный факт, что в озерках, протаявших на морском льду вдали от кромки льдин, вполне достаточно воды, пригодной для питья (до Стефанссона ученые и путешественники этому не верили).

Человек никогда не может знать, как именно отнесется к нему белый медведь; не может он и предугадать его намерений, ибо, по словам Фрейхена, существует лишь один признак, показывающий, что зверь раздражен или намерен совершить нападение: он слегка морщит нос. Я не знаю ни одного случая, когда бы человек осмелился подойти к взрослому белому медведю в одиночку и без собак. Подводя итоги, Педерсен говорит: «Нельзя не согласиться, что белый медведь добродушен. Но нельзя и слишком полагаться на его любознательность и простодушие». Там, где водятся белые медведи, прибавляет Педерсен, следует носить оружие, однако если человека сопровождают собаки, он может не бояться любопытных медведей.

«Я лично столкнулся с белым медведем, без собак и оружия, — пишет он. — Местность была неподходящей для езды на нартах, а потому я пошел вперед на лыжах прокладывать дорогу и, полагая, что скоро вернусь, оставил свое ружье на нартах. Подойдя к подножию ледника, я стал искать удобный путь и тут увидел медведя. Казалось, он не заметил меня, и я тотчас же попытался спрятаться между двумя глыбами льда у крутого склона ледника. Для этого мне пришлось снять лыжи. Я провалился в снег по самые колени и совершенно потерял способность двигаться. Медведь мирно трусил неподалеку и, видимо, все еще не замечал меня. Дойдя до следа, оставленного моими лыжами, он остановился и понюхал воздух. Затем стал всматриваться в лед. Повернул голову и тут же увидел меня. Нас разделяло ровно пять шагов. Я не пошевельнулся ни единым мускулом. С минуту медведь следил за мной, Я по-прежнему не двигался, но клянусь, что слышал биение собственного сердца. Зверь повернул назад и продолжил свой путь, словно меня и не было на свете. Не сомневаюсь, что пошевельнись я в этот критический момент или закричи, призывая на помощь, — положение стало бы весьма критическим».

И еще один раз медведь едва не напал на Педерсена. Это произошло поздно вечером, когда медведь подошел к его палатке и провел всю ночь под прикрытием лежавшей поблизости глыбы льда. Наутро Педерсен снова выступил в поход.

Само собой разумеется, что, если, очутившись лицом к лицу с белым медведем, испуганный человек пытается убежать, он тем самым побуждает даже самого добродушного медведя преследовать его, ибо любое движение, любой признак тревоги только разжигают медвежье любопытство. А на ровном арктическом льду укрыться негде — разве что на торосе. Однако медведю куда легче взобраться туда, чем самому проворному человеку. Скорсби говорит, что у многих эскимосов сохранились на ляжках следы ран, полученных при попытке убежать от раненых медведей. Хотя, вообще говоря, раненый белый медведь действует менее решительно, чем бурый, и нередко пытается спастись бегством или вплавь, тем не менее он далеко не всегда готов отступить. «Я чувствовал его горячее дыхание на своем лице, видел блеск его зубов и злобное сверкание его дикого взора, мог разглядеть форму его длинного серого языка», — писал Джексон, на которого напал дважды раненный медведь. А Браун рассказывает о том, как увидел вдруг целых двадцать медведей, столпившихся у туши кита: «Мы были настолько глупы, что дали по ним несколько выстрелов; звери бросили тушу и в ярости ринулись к нашей шлюпке. Один положил лапы на планшир, и только энергично действуя топором, нам удалось избавиться от столь нежелательного прибавления к нашей команде».

Но даже раненый и взбешенный медведь может оставить в покое свою жертву, не нанеся серьезных ран. А неспровоцированные убийства представители этого вида вообще совершают редко. Бывали случаи, когда медведь нагонял бегущего человека, а затем убирался восвояси, не тронув его. Иохансен, спутник Нансена на «Фраме», а потом и в санном походе, направлялся 5 августа на юг. В это время года белых медведей было очень много. При переправе через полынью на него и двух его собак напала медведица с двумя медвежатами, которые шли по его следу и подобрались к нему под прикрытием торосов. Но хотя медведица коснулась лапой его щеки, удар был настолько слабым, что он остался невредим.

Если человек стоит неподвижно, бросившийся к нему медведь может потерять всякий интерес прежде, чем достигнет цели, или же, подойдя вплотную, только фыркнет. Нельсон рассказывал про двух эскимосов, отправившихся осмотреть свои сети для тюленей, опущенные в лунки: «Работая вместе с товарищем, один из эскимосов услышал, что по смерзшемуся снегу приближается медведь. У него не было с собой никакого оружия, кроме небольшого ножа, а медведь отрезал его от берега. Охотник упал навзничь на лед и стал ждать. Почти тотчас же к нему подошел медведь, обнюхал охотника с головы до пят, потом прижал свой холодный нос к его губам и носу и несколько раз фыркнул. Всякий раз испуганный эскимос задерживал дыхание до того, что, как он сам потом рассказывал, у него чуть не лопнули легкие. Но тут медведь вдруг услышал, как работает другой человек, и тут же ринулся к нему галопом. А оставленный им охотник вскочил и побежал со всех ног к поселку, которого благополучно достиг. В полдень, когда показалось солнце, большая группа эскимосов отправилась к месту происшествия и прикончила медведя, который уже дожирал второго охотника».

Медведь может ползти по льду столь бесшумно, что способен приблизиться сзади к ничего не подозревающему человеку и сбить у того с плеча его ношу. Скорсби сообщает о двух случаях, когда человек подвергся нападению именно сзади. Однажды, охотясь за медведем, Стефанссон обнаружил, что тот сам охотится за ним; он заметил присутствие зверя по характерному шипению и фырканью, когда тот находился всего лишь в 20 метрах позади него. Подобный же случай произошел с одним матросом, участником экспедиции на судне «Германия»1 — первой из зимовавших в северо-восточной Гренландии. Отдыхая на вершине холма на острове Сабин, он заметил, что в нескольких метрах от него стоит медведь. Матрос бросился бежать, медведь ринулся за ним, не обращая внимания на его крики. Видя, что зверь нагоняет его, матрос начал срывать с себя одежду, одну вещь за другой. Эта уловка помогла ему выиграть какое-то время, ибо медведь осматривал несколько мгновений каждый брошенный предмет. Однако так не могло продолжаться до бесконечности. И когда матрос наконец остановился, он почувствовал холодный нос медведя, обнюхивавшего его руки. К счастью, тут подоспели другие участники экспедиции. Медведь неохотно отступил от матроса, а потом затрусил прочь.

Нерешительность, проявленная животным по отношению к человеку, находившемуся в его власти, типична для белого медведя. В тех редких случаях, когда зверь охотится за человеком, намерения его совершенно ясны, ибо тогда он идет не прямо, как обычно, а начинает петлять, подкрадываясь под прикрытием торосов. В начале июля, когда Нансен и его спутники шли по льду Датского пролива, их заметил медведь, находившийся в полутора километрах от них. Зверь этот взобрался на верхушку тороса и присел, чтобы, как выразился Нансен, решить, что ему делать. Когда люди подошли поближе, он исчез. Затем на воде между льдинами появилась легкая рябь, а за нею темная точка — нос медведя, плывшего к льдине, на которой они находились. Время от времени медведь поднимал глаза над поверхностью, а иногда и сам приподнимался из воды, выискивая наиболее удобное место, чтобы вылезти на льдину, через край которой он осторожно заглядывал. Наконец, повторив эти маневры много раз, он вылез на лед и, петляя, направился к ним, делая вид, что совершенно равнодушен к их присутствию. Он даже не смотрел в их сторону и зевал, широко раскрывая пасть, так что языком едва не доставал глаз. Перебираясь таким образом со льдины на льдину, он всякий раз предварительно трогал лапой края следующей, чтобы убедиться в ее прочности. Если под его тяжестью льдина погружалась в воду, он неторопливо перебирался на соседнюю. Если на его пути через льдину оказывался большой кусок льда, он легко сбрасывал это препятствие лапой в воду.

Часто говорят о том, что летом белые медведи безобидны и даже добродушны. Однако на Шпицбергене один медведь, возможно, изголодавшийся на летней диете из птиц, травы и водорослей, сначала осторожно подобрался к Йильсетеру и двум его спутникам, собравшимся заснять его с расстояния в 150 метров, а затем кинулся на них. Когда между ними оставалось всего метров десять, пришлось открыть огонь в порядке самозащиты. Но гораздо более часто встречи с агрессивными медведями происходят в зимние месяцы, когда они скорее голодны, чем сыты, а может быть, причина частых встреч в том, что в это время года множество зверей прибывает с паковыми льдами из высокоширотных районов Арктики, где они не научились бояться человека. На отдаленных островах такие случаи возможны и летом, ибо, как сообщает капитан американского судна «Полар би», летом 1911 года, когда он находился близ острова Врангеля, медведи, бродившие стадами, в которых бывало до девяти особей, не выказывали ни малейшего страха перед его людьми.

«На южных окраинах своего ареала, — говорит Сетон, — где он часто встречается с китобоями или научными экспедициями, медведь осторожен и робок, как лисица. Дальше к северу, где он никогда не видит человека с ружьем, зверь этот гораздо более агрессивен».

Чукчи, которые, как мы уже говорили, утверждают, что умеют отличать медведей, постоянно живущих на побережье, от пришельцев из океана, приплывающих с дрейфующим льдом, рассказывают, что последних гораздо легче добывать, нежели бдительных аборигенов. Впервые встретив человека, пришлые медведи идут прямо на него, с любопытством принюхиваясь к этому странному предмету. На почти необитаемом западном берегу острова Элсмир, где медведи никогда не видели людей, они приходят в лагеря, не проявляя никаких признаков страха. В более же густо населенных южных районах они сравнительно робки. Впрочем, Бэй, один из спутников Свердрупа, справедливо заметил, что если медведи с запада острова Элсмир осторожны днем, то они могут быть смелы ночью.

В Гудзоновом заливе довольно мало медведей, и на пустынном побережье Онтарио почти не бывает случаев неспровоцированного нападения на людей. Но и здесь отдельные особи близко подходят к людям, не выказывая страха. Херн, побывавший дальше к северу, в поселке Черчилл^*, отметил: «Несмотря на свои огромные размеры, они не отваживаются приближаться к людям».

^*(Сейчас у поселка Черчилл на западном берегу Гудзонова залива создалась совершенно особая ситуация (см. послесловие). (А. К.))

^* (Неточность. Речь идет о русских охотниках северо-западного Таймыра, на слова которых ссылается В. Г. Гептнер (1936). (А. К.))

В южной части Гренландии даже раненые медведи нечасто нападают на людей, в отличие от северной, где медведи редко встречают человека. С другой стороны, белые медведи — такие любители странствовать по прибрежным районам, что вполне можно предположить: большинство их так или иначе встречало людей на своем жизненном пути.

Несомненно, однако, что первопричиной агрессивности является голод; иногда медведь бывает слишком стар, чтобы охотиться за тюленями. Лагерь Джексона на Земле Франца-Иосифа посещало много голодных медведей с пустыми желудками, и вели они себя необычайно дерзко. Так, 7 октября плотник экспедиции, работавший у одной из хижин, заметил в нескольких метрах от себя очень большого медведя. Когда плотник вскочил на валун, медведь уже положил на камень лапы, собираясь взобраться к нему. А вечером 11 ноября, при 70° мороза и сильном ветре, Джексон застрелил большого самца, ставшего на задние лапы, чтобы дотянуться до человека, укрывшегося на крыше конюшни. Наконец, 28 декабря, в очень темный безлунный день, два медведя подошли к судну, причем один загнал двух человек на борт, а другой кинулся на Джексона и его спутника, хотя с ними были собаки.

Мунн слышал от эскимосов, что весной на острове Саутгемптон медведи бывают очень голодны. Они приходят туда издалека — из северной части бассейна Фокс и, пересекая остров, нигде не находят пищи. Нередко они врываются в жилища эскимосов и даже задирают детей и женщин, когда мужчины уходят на охоту за карибу или тюленями. Хейг-Томас подтверждает, что такие случаи бывали и в северо-западной Гренландии, когда у эскимосов еще не было винтовок. Не так давно сообщалось о медведе, ворвавшемся в иглу, где спали несколько охотников-эскимосов.

Жилища и имущество людей интересуют белых медведей в гораздо большей степени, нежели сами люди. Известны случаи, когда медведи забирались на склады, расположенные на мысе Барроу (побережье Аляски). Педерсен рассказывал о том, как в первую зиму, проведенную им в северо-восточной Гренландии, молодая медведица вошла в сарай, где он хранил продукты, и ей там так понравилось, что она улеглась спать на мешках с мукой. В начале апреля, на морском льду, в 100 километрах от берега залива Маккензи, Стефанссон обнаружил следы большого медведя, который подходил в пургу к его стоянке. Зверь прошел всего в 5 метрах от его собак и в 15 метрах от самой палатки. Нансен рассказывает точно о таком же случае: однажды ранним утром, когда он находился на льду около побережья восточной Гренландии, к его палатке подошел медведь. Эти животные забираются даже на вмерзшие в лед суда, не обращая внимания на лай собак.

Геррит де Фер передает, что 23 июня, когда экспедиция Баренца готовилась к высадке на Новую Землю, «большой белый медведь стал подплывать к кораблю и забрался бы на него, если б мы не закричали.

Мы выстрелили в него; удаляясь от корабля, он поплыл к берегу...» И снова, 19 октября: "На корабле находились всего два человека [и мальчик], и в это время появился медведь, который пытался прорваться на судно силой. Эти два человека били его поленьями дров, тем не менее зверь ожесточенно бросался на них. Напуганные этим, они пустились бежать, стараясь, как могли, спасти свою жизнь; двое соскочили внутрь корабля, а мальчик залез на ванты. А когда некоторые из наших пошли из дома к кораблю, медведь стал нападать и на них, но получив две пули, убежал».

Если его не встречают, как обычно, градом пуль, медведь порой проявляет такую доверчивость, что берет мясо с палки, протянутой ему с борта судна. Педерсен вспоминает, что однажды утром молодой медведь, подошедший к судну, вмерзшему в льды Гренландского моря, совершенно спокойно стал уплетать отбросы из камбуза, которые ему кидали, и с жадностью схватил кусок тюленьего жира, предложенный ему на судовом крюке.

Как правило, даже голодные медведи не заходят в жилые дома. По словам Хейг-Томаса, не залегают они и в берлоги поблизости от жилья человека, хотя однажды (на острове Саутгемптон) медведь залег под временным иглу охотников-эскимосов и вышел из берлоги только 21 марта. Любопытно, что собаки этих охотников так и не учуяли медведя, хотя лежали в снегу чуть ли не в метре над ним. Однако, как мы уже знаем, на Чукотском полуострове медведицы залегают в нескольких сотнях метров от поселка. А со Шпицбергена сообщают, что зимою медведи часто выходят на берег и разгуливают в поисках пищи среди домов горняцких поселений. По словам же Ринка, в прежние времена их частенько удавалось подстрелить близ жилья и на юге Гренландии.

Однажды был убит медведь, застрявший в узком лазе-туннеле, ведущем в эскимосское жилище. В другом месте женщина, остававшаяся в доме одна с ребенком, заметила подошедшего к дому медведя. «Полагая, что медведь может захотеть нанести ей визит, она поставила на окно горящую лампу и положила рядом пучок соломы, чтобы иметь его наготове. Вскоре медведь просунул голову в окно; тогда эскимоска бросила в лампу солому, и когда та вспыхнула, медведь отошел. После этого он попытался проделать когтями отверстие в стене о другой стороны, но был убит проходившими мимо людьми».

Когда Арктику населяли только ее исконные жители, белые медведи сталкивались с людьми значительно реже, чем и объясняется та смелость, с которой голодные медведи нападали на первых европейских зимовщиков. Они не раз пытались вломиться в жалкие избы русских промысловиков начала XIX века на Шпицбергене. Медведи не решались пересекать следы снегоступов, зато могли броситься на невооруженных людей, если те не несли пучки зажженной соломы или шли без собак.

Впрочем, еще задолго до этого спутники Баренца при встрече с медведями трепетали за свою жизнь. В ночь на 6 апреля Геррит де Фер записал: «Ночью пришел медведь, мы приготовились стрелять в него, но так как воздух был влажный и порох отсырел, то наши ружья не давали огня. Медведь же пытался бесстрашно войти в дом по ступенькам, но капитан запер двери, хотя от торопливости и страха не мог задвинуть засов. Видя, что дом заперт, медведь ушел. Затем через два часа он вернулся к дому, обошел его кругом и, влезши наверх, поднял такой свирепый рев, что было страшно слышать. Напоследок, подойдя к отверстию камина, он начал с такой силой рвать крышу, что мы думали, что он разнесет ее, а парусину, которой она была покрыта, растерзал. Так как была ночь, то мы ему не противились. Наконец, оставив нас, он ушел».

Необитаемые хижины всегда окружены множеством медвежьих следов, а если в них имеется что-либо съестное, животные обязательно забираются в них, выламывая окна и двери. Педерсен рассказывает о том, как молодая медведица неосторожно вошла в хижину, где отдыхали он и его товарищ. «Не подозревая, что мы находимся внутри, медведица подошла к полуоткрытой двери. Когда мы зашевелились, ища винтовку, она сначала застыла от ужаса. Затем попыталась встать на задние лапы, но ей помешала притолока. Тогда она стала наблюдать за нами, склонив голову набок и явно не решаясь подойти поближе. Стоя в дверях, медведица не могла повернуться кругом. Она рыкнула, попятилась назад и побежала к берегу с такой скоростью, что мы едва смогли заметить, как она бросилась в воду».

Микельсен, зимовавший на скале Басс у острова Сабин, имел достаточно оснований запомнить медведя, который жил в берлоге, вырытой в снежном холме неподалеку от его хижины (летом и осенью она пустовала). Однажды утром, когда Микельсен и его спутник, вернувшись из похода, стояли у двери своей хижины, медведь быстро и молча стал приближаться к ним. Когда до него осталось не более двадцати шагов, люди ушли в хижину и заперли дверь. Тогда медведь стал колотить лапами в дверь, в конце концов он вышиб ее мощным ударом и встал на пороге, раскрыв пасть и пуская слюни. Он вглядывался в эту странную пещеру с выражением крайнего изумления в глазах.

Предметы, имеющие отношение к человеку, всегда неудержимо влекли к себе любопытных и голодных белых медведей. В истории исследования полярных стран не было, кажется, склада, хижины, палатки или иглу, где не побывали бы медведи (что, кстати, указывает на большую их численность в прошлом). Две или три пустые банки, позвякивающие у хижины, притягивают их как магнит, голодного медведя не останавливает и колючая проволока. Почти невозможно построить продовольственный склад, в который медведи не смогли бы влезть, Склады продуктов, оставляемые промысловиками и исследователями, неизменно подвергаются разграблению, даже если они сооружены из больших валунов. Дубовые доски сантиметровой толщины, из которых делаются бочки для китовой ворвани, расщепляются как лучинки. (Медвежья ступня, считая от лодыжки, весит свыше 20 килограммов.)

Амундсен спрятал два запаянных ящика, содержавших более 220 килограммов пеммикана, в тайники, заложенные обломками скал, которые поднимали два человека вместе; сверху тайники завалили тяжелыми камнями. Однако медведи смели все преграды, оставив после себя только кусок металла, оторванный от одного из ящиков и скрученный в трубку. Кейн описал, как был уничтожен его последний склад, построенный весьма тщательно из обломков скал. Эти каменные глыбы собирали с великим трудом и укладывали на место с помощью судовой лебедки.

«Однако на пути этих «тигров ледяных просторов», казалось, не было никаких препятствий. Пеммикан был покрыт каменными глыбами, на перетаскивание которых потребовалось по три человека. И все же необыкновенная сила медведя позволила ему отвалить самые тяжелые камни и ударами лап превратить буквально в стружку металлические ящики с пеммиканом. Нигде не осталось ни кусочка пеммикана, уцелели только те круглые металлические ящики с коническими концами, против которых оказались бессильны и когти, и зубы. Медведи катали их по всем направлениям, перебрасывали, как футбольные мячи, хотя каждый ящик весил свыше 35 килограммов. Тот ящик, в котором хранился спирт, был скреплен железными полосами. Медведи разнесли его на мелкие куски, превратив чуть ли не в шар оловянную банку, наполненную крепким напитком. Медведи изрешетили металл своими когтями, словно зубилом.

Они превратили все это в забаву: перекатили наши бочонки с хлебом с берегового припая на взломанный морской лед и, не сумев разжевать нашу толстую клеенку, завязали ее невероятными узлами». Бэй рассказывает, как к нему явился медведь, когда в одно темное утро он находился в своей палатке на острове Элсмир: «Чтобы добраться до ящика с салом, он отбросил пустые жестянки, а также одну из двух жестянок с кормом для собак, поставленную на ящик. Вторая жестянка была открыта, и медведь сожрал пару порций, но они, видимо, пришлись ему не по вкусу, ибо он выплюнул их. После этого он очень осторожно опустил жестянку на снег и не менее осторожно приподнял крышку ящика с салом. Но не успел он приступить к еде, как услышал шум, который я поднял в хижине, и присел, внимательно вслушиваясь и придерживая край ящика правой лапой. От меня до медведя было футов пятнадцать, и, завидев меня, он тотчас же приподнялся с шипением, большой и толстый».

Все, что хоть как-то может быть передвинуто, например, большие жестянки и особенно такие увлекательные игрушки, как бочки, ощупывается лапами любознательного животного и перекатывается по льду, пока не застрянет в трещине. Один медведь толкает канистру с бензином по паковому льду, другой катит большой бочонок с молоком, найденный возле хижины охотника, и бросает его на том же льду, а третий тащит семнадцать кулей сена и роняет два из них в лунку.

С приходом в полярные моря европейцев в жизни белых медведей Появились новые виды продовольствия и материалов, появилась возможность лакомиться столь любимыми ими сладостями. Они открывают жестянки или ящики зубами, не считаясь с ранами на деснах и челюстях, а если банки не поддаются, разбрасывают их далеко вокруг. Перечень видов продуктов, которые голодный медведь считает съедобными, столь же примечателен, как его ненасытное любопытство. Жиры, копченое мясо, сушеная (но не мороженая) рыба, сыр, сухари, хлеб, изюм, мука, виноград, табак и даже пенька от канатов, прорезиненная ткань и лейкопластырь — все идет в его пасть. Однажды Хейг-Томас шел по следам медведя, разграбившего склад. Пройдя несколько километров, тот изверг целехонькую, хотя и размотанную катушку фотопленки. Волки же, дочищавшие склад после медведя, грызли жестянки с пленкой, пока те не стали походить на губки.

Медведь сожрал две бочки соленой рыбы, оставленной экспедицией Норденшельда в покинутой хижине. Один капитан рассказывал Макклинтоку про другого медведя, который сначала полакомился солониной и сахаром, а затем извлек затычку из бочонка со спиртным и перевернул его. Однако большинство путешественников отмечают, что медведи редко едят солонину, а наделенный юмором американец Кейн пишет: «Они слишком разборчивы, чтобы есть солонину, зато обожают молотый кофе и по какой-то неизвестной причине любят также старую парусину, даже наш старый флаг был съеден по самый флагшток». Срывать и портить все, что торчит вверх — закон для белого медведя, независимо от того, имеет ли он дело с лыжами, воткнутыми в снег, вешками или флагштоками. Так, на Земле Франца-Иосифа медведи дотягивались с верхушки сугроба до флагштока и систематически грызли его. Белчер говорит, что один медведь, посетивший склад, взобрался на кучу гальки, встал на задние лапы и сорвал синий флаг (желтых предметов, утверждает Белчер, медведи не трогают), причем не прикоснулся ни к флагштоку, ни к запасу продуктов. Белчер добавляет, что ему самому было трудно удержаться на куче осыпающейся гальки, хотя весил он всего 75 килограммов — это еще раз говорит об умении медведя великолепно сохранять равновесие.

Медведи не довольствуются только тем, что лежит на поверхности. Им необходимо исследовать и то, что находится внутри. Росс рассказывает, что около полуночи 25 мая, когда он спал один в своей хижине, медведь сбросил камни, придерживавшие парусиновый тент, и свалился поблизости от того места, где лежал путешественник. Когда тот закричал, медведь перешел в другую хижину, чтобы осмотреть котел камбуза и убрался восвояси только после того, как Росс выстрелил. Иллингуорс рассказывает о таком же почти случае с норвежским промысловиком, укрывавшимся в иглу на дрейфующем льду. Вдруг норвежец услышал приближающиеся шаги. «Он напрягся, прислушиваясь. Звук прекратился, когда он высунул голову из спального мешка. Тогда он улегся обратно в мешок, приложив ухо ко льду, и стал слушать, как тюлень, к которому подкрадывается медведь. Неожиданно снежная хижина закачалась и рухнула. Очевидно, интересуясь тем, что находится в куполообразном сооружении, медведь раскачал его своими огромными лапами и, напуганный зрелищем человека в спальном мешке, исчез в снежной коловерти».

В первой половине апреля Кейн, находившийся в это время в северо-западной Гренландии, отмечает большое число медведей, следы которых виднелись повсюду на берегу и льдинах в море. Вот что он записывает об этом: «Примерно в час ночи, когда все уснули, утомленные дневными трудами, Макгери услышал или почувствовал, что кто-то скребет снег прямо над его головой. Он окончательно проснулся и тут же понял, что огромный зверь энергично изучает окрестности палатки. Его крик разбудил всех, но ничуть не потревожил незваного гостя: удовлетворившись, очевидно, результатами исследования палатки снаружи, зверь теперь показался у входа в нее. Тотчас же в него полетели зажженные спички и наспех свернутые факелы из газет, но это не произвело на медведя никакого впечатления. Несколько мгновений спустя он спокойно устроился в дверях и принялся за ужин, уплетая тушу тюленя, застреленного накануне».