Серый народ

Странница держалась в стороне от этого подводного сражения. Едва только завидев косатку, она повернула назад и ушла на глубину. Через несколько минут все звуки битвы остались позади, однако она продолжала плыть еще около получаса. Странница уже достаточно знала косаток.

Когда страхи улеглись, она поплыла тем путем, которым испокон веков следуют тюлени; однако в ней нарастало какое-то беспокойство. Ничто не могло его утишить. Оно повлекло ее на восток, вдоль подводного хребта, который тянется от Исландии до Фарерских островов и отделяет Атлантический океан от Норвежского моря. Солнце вставало и садилось, луна прибывала и убывала, снова превращаясь в узкий серебряный серп, висевший над морем, а Странница все плыла и плыла. Иногда ей грозили опасности, но она уже не была более тем импульсивным детенышем, как некогда. Она не стала менее любопытной, чем прежде, но была теперь более осторожной.

Начиналась зима. Одной штормовой ночью Странница выплыла к скале, высившейся над фосфоресцирующими бурунами подобно гигантскому зубу. Она услышала грохот волн, бьющихся о гранитные стены, задолго до того, как увидела их. Достигнув скалы, она нырнула и подплыла к ней так близко, что, казалось, волна вот-вот швырнет ее прямо в лицо этой угрюмой громаде. Но, как всегда, в последний момент Странница ускользнула от опасности, используя подъемную силу воды.

Это был Роколл - неприступная крепость, омываемая холодным морем. Ее охраняла армия птиц, которые стояли на покатой вершине или маршировали по ней, взмывали в воздух и парили вокруг, словно патрулируя остроз, Склоны его были слишком круты, чтобы Странница могла выбраться на них, и она поплыла дальше, на восток.

Однажды утром, при тусклом свете декабрьского солнца, она приблизилась к острову серых тюленей, находящемуся к северо-западу от Шотландии. По морю, усеянному белыми барашками, катилась чудовищная зыбь; волны были бы еще выше, если бы их вершины не срезал ветер, способный сбить с ног человека. Но на этой одинокой скале, со всех сторон окруженной морем, обросшей балянусами, не было ни одного человека. Она была сплошь покрыта серыми со стальным отливом телами тюленей, лежавших так тихо и покойно, словно они были мертвые.

Странница, носившаяся в пене волн, знала, что они не мертвы, и кровь бурлила в ней от радостного волнения - кончилось ее одиночество. Но здешние тюлени были крупнее ее, с более округлыми головами, с более толстыми шеями, и тела их были лишены той изящной обтекаемости, которая свойственна гренландским тюленям. Странница позволила волнам поднести себя поближе к гранитному столбу, о который разбивались тучи брызг, и, удерживаясь на некотором расстоянии от него движениями ласт, наблюдала за незнакомцами.

Они лежали недвижно, не только не ссорясь, но и не обращая друг на друга никакого внимания. Время от времени какой-нибудь тюлень поднимал голову и издавал печальный крик, сливавшийся с шумом прибоя. Эти тюлени находились в последней стадии линьки - у серых тюленей линька происходит в другое время, чем у их арктических собратьев,- и местами скалы сплошь покрывали опавшие волоски. Будь сейчас лето, когда тюленьи скалы день и ночь оглашаются блеяньем, и лаем, и криками, Странница не отважилась бы высадиться на сушу. Но нынче незнакомцы не обращали на нее никакого внимания, лишь несколько тюленей проводили ее сонным взглядом. Она скользнула в укромную бухту между островами и одиночной скалой и, улучив момент, когда море немного утихло, выбралась из его владений.

Час за часом лежала она на суше, отдыхая в умиротворении. Хотя ближайшие тюлени находились в сотне футов от нее, Странница вновь почувствовала себя частицей тюленьего сообщества. Однако на этот раз все было по-другому, чем прежде, когда ей случалось присоединяться к незнакомому племени. Теперь она не испытывала никакого желания смешаться с ними. Она не ползала среди них. Она не хотела ни играть, ни охотиться вместе с ними, и когда во второй половине дня полдюжины тюленей кинулись в воду, она осталась где была. После нескольких месяцев одиноких странствий ей достаточно было знать, что поблизости есть другие тюлени.

К исходу дня шторм утих, оставив после себя бледное и чистое небо да валы, катившиеся по морю от горизонта до горизонта. Никогда прежде Странница не ощущала такого покоя. Другие тюлени обращали на нее не больше внимания, чем обратили бы на бревно, вынесенное на берег морем. Они спали. Некоторые из них лежали высоко на скалах, гораздо выше, чем могла бы подняться Странница. У одних тюленей мех был цвета водорослей, у других - пятнистый, у третьих - совсем светлый. В их расположении можно было уловить попытку сгруппироваться: одни лежали бок о бок, другие - голова к голове. Они часто зевали, потягивались и снова засыпали. Иногда какой-нибудь тюлень переползал в полусне на более удобное ложе.

Однажды, к испугу Странницы, какой-то тюлень заворчал, зарычал и, издав низкий звук, похожий на завывание ветра в береговой пещере, нырнул в воду; затем выскочил наверх, пыхтя и отдуваясь, и стал подниматься по крутому склону скалы, пытаясь удержаться на ней с помощью мощных когтей на передних ластах. Однако вода смыла его, и он лениво заскользил в море. Вскоре он вернулся, выбрался на сушу и пополз на то же место, которое занимал раньше. Его гладкий зад приподнимался, когда он неуклюже полз по камням. Он поворчал, два или три раза раздраженно поднял свою усатую голову, потом улегся и заснул.

Странница оставалась здесь несколько дней. Воды кишели рыбой, и она плавала сама по себе, охотилась на минтая, сайду или скумбрию и наслаждалась своей уединенной трапезой, а затем возвращалась на сушу, на то же самое место, где лежала до того. Однажды утром, поднявшись на поверхность после погружения, она увидела мотобот, бесшумно дрейфовавший по волнам с выключенным двигателем. В нем было трое людей, и один из них играл на губной гармошке древний островной напев под названием "Чайка с Подводной Земли". Когда голова тюленя прорезала воду, другой человек тихим, но требовательным шепотом сказал музыканту, чтобы он продолжал играть.

Говоривший был натуралистом и знал, что музыка привлекает тюленей. Странница была слишком осторожна, чтобы подплыть к лодке поближе, хотя незнакомые звуки манили к себе. Каждый нерв звал ее нырнуть, но, не в силах нарушить волшебное очарование, она в нерешительности застыла на месте, наполовину высунувшись из воды.

Натуралист направился сюда для того, чтобы сделать некоторые наблюдения над тюленями в период линьки. Увидев здесь арктического тюленя, так далеко от его родных мест, он пришел в волнение, хотя и знал, что иногда их встречают на Британском побережье. Медленно и осторожно - наученный досадными неудачами, не раз постигавшими его, когда он фотографировал животных в полях, лесах и на скалистых островах, - он поднял камеру. Лодочник-кельт любовно провел губами по своему инструменту и задумчиво заглянул в русалочьи глаза Странницы.

Щелк! Она мгновенно нырнула в глубину. Натуралист запечатлел ее на снимке; она тоже запечатлела в своей зрительной памяти облик этого медлительного двуногого животного - роговую оправу очков вокруг его глаз, волосы и пиджак из грубого твида в средней стадии линьки. Подобно всем истинным ученым, она не испытала никаких эмоций и лишь отметила, что своими повадками этот экземпляр резко отличается от той рыбы, за поведением которой она наблюдала нынче утром.

Вернувшись к скалистому острову, Странница обнаружила, что многие из его обитателей исчезли. У них закончилась линька, и они устремились в море, чтобы откормиться после длительной голодовки и оправиться от спячки. С каждым днем все больше тюленей направлялось сквозь зимние волны к дальним охотничьим угодьям.

Но Страннице хорошо было и здесь. Она наблюдала за бесконечными приливами и отливами - медленным и ровным дыханием материнской груди моря. Или, подставив спину брызгам, осыпавшим ее, разглядывала сквозь прозрачную воду оранжевые водоросли, раскачиваемые волнами, поднимала голову, смотрела на море, где играли серые тюлени, и благодарно впитывала в себя острый запах животных, которые еще оставались на островке.

Потом пришел неистовый шторм, не утихавший двое с половиной суток. Волны обрушивались на остров, с пушечным громом ударяясь о скалу, где лежали тюлени. Ветер немилосердно завывал, натыкаясь на выступы скалы, и нес с собой градины. Они мчались так быстро, что казалось, будто это стрелы со стальными наконечниками. На третье утро, когда высветилось желтое небо с разбросанными там и сям облаками, ветер улегся. Лишь тяжелые валы зыби катились по морю из края в край, через весь мир.

При виде их последние серые тюлени кинулись в воду и исчезли в дымке, окутавшей море на юго-западе. Странница осталась одна и, хотя не принадлежала к этому стаду, смотрела им вслед еще долго после того, как последняя темная голова скрылась из виду. Она не могла последовать за ними - эти тюлени ушли совсем не в ту сторону, в какую надо было плыть ей. Несколько часов Странница оставалась на скале, наблюдая за зыбью и слушая грохот прибоя. В ее крови снова ожил инстинкт дома.

Она неохотно сдвинулась с места и проползла несколько ярдов, отделявших ее от моря. Как будто зовя к себе, одна волна побольше послала к ней струю чистой воды, омывшую скалу возле самого носа Странницы. Устало вздохнув, она скользнула в воду. И вода заботливо приняла ее, одела голову в алмазную корону из брызг и украсила ее путь цветами из пены. Русалка снова вернулась в мир, которому принадлежала.

Тут же мощное течение, чей путь пролегал между островом и одиночной скалой, яростно швырнуло тюленя прямо на острый камень, но в ярде от него Странница закружилась в воде, словно бросая вызов всем силам моря, поджидающим ее на двухтысячемильном пути по открытому океану. Она кинулась вперед, навстречу течению, которое не могла бы одолеть даже лодка с четырьмя гребцами, потом вытянулась во всю длину своего изящного тела и понеслась вместе с водой назад к скале, чтобы повторить маневр.

Летя по холмам и долинам моря, Странница помчалась на северо-восток, как будто все растения и все животные этого холодного океана звонили и звонили в колокола, указывая ей путь домой.