Ревущие сороковые

Дошла до нас с Пэпиком очередь дежурить на кам­бузе. Встав рано утром, еще до завтрака, мы при­нялись чистить картошку. Почистить надо восемь мешков.

Я работаю на машине, Пэпик вычищает глазки. Картофелечистка на корабле большая, вмещает в один прием ведро картошки. Надо еще подготовить немного луку и моркови. Рядом на большом кухонном столе два кока работают с мясом. Это высший класс. Через руки этих мастеров проходит ежедневно около ста килограм­мов мяса. Потом нас перебрасывают на обслуживание столовой команды: резать хлеб, разносить тарелки, мыть посуду.

Хлеб режем на хлеборезке, куда целиком засовы­вается большая, вкусно выпеченная в корабельной пе­карне буханка. На корабле имеются и другие чудеса техники - лифт, по которому из кухни на разные па­лубы поднимают суп, компот, кашу и т. п. Когда лифт приходит на нужный «этаж», там раздаются звонки. В часы «пик» на раздаче дым коромыслом: гремят звон­ки, принимают и раскладывают на порции продукты, уносят и приносят тарелки, моют посуду. Так как посу­ды не хватает, она во время еды должна обернуться через мойку несколько раз. Только отдежурив на кухне, понимаешь, почему иногда корабельные буфетчицы срываются и недовольно ворчат на нас.

На 17-м градусе южной широты солнце в полдень находится точно в зените, предметы почти не отбрасы­вают тени, разгар лета. Казалось бы, самая жара. Но продувает прохладный ветерок, и по вечерам по па­лубе уже ходят в пиджаках. Кое-кто уже «дрогнул» и переселился с палубы обратно в твиндек. Опять, еще за тысячи миль, дала о себе знать Антарктида - родина холодных течений, проникающих далеко на север, почти к самому экватору.

В один из дней на корабле устроили спартакиаду. Открыли ее соревнованиями по гиревому спорту. В про­грамме троеборье: жим одной гири, толчок двух гирь, рывок одной гири. Гири двухпудовые. Команды: палуб­ная, машинная, научная. Только летчики не выступали. Загадочно улыбаясь, объясняют: «Из тактических соображений». Судить соревнование вызвался наш Миша.

- Тебе бы самому толкать, а ты на непыльную ра­ботенку устроился, - корили его.

- Не могу, ребята, - оправдывался он. - У меня недавно был вывих плечевого сустава.

Победило машинное отделение.

Летчики, оказалось, решили взять свое на главном соревновании - перетягивании каната. Готовились в обстановке строгой секретности. Даже Мишу к себе не допустили. Вышли на палубу все в форме: белые пи­лотки, синие трусы, черные галстуки. Глядя на внуши­тельный вид команды, большинство склонилось к мне­нию, что «летчики задавят». Только Миша, придирчиво оглядев команду и прикинув что-то в уме, засомневал­ся: «Масса есть, а мышца не та».

Представительный коллектив выставила палуба: ребята здоровые, краснощекие, весь день проводят на воздухе, а во главе сам капитан. Машинное отделение не нуждалось в рекламе, но веса в них того не было, что в летчиках. Ну а «наука» вовсе не котировалась, хотя в последний момент Мишу пристыдили и застави­ли тянуть.

- Руки полотенцем обвяжите, - наставлял он свою команду, - и лучше вафельным.

Яростно кричали болельщики. К общему сожалению, соревнование быстро кончилось. Снова победило машинное отделение, на втором месте палуба. Третье место за «наукой» - это, безусловно, заслуга Миши. Летчи­ки на четвертом. Разводят руками: «Вот если бы по домино, мы бы всем врезали!»

Появился первый альбатрос. Альбатрос - удиви­тельная птица южного полушария. Недаром его зовут странствующим. Он совершает огромные перелеты че­рез пустынный Южный океан. Размах крыльев альбат­роса достигает полутора метров, а скорость полета не уступает ходу корабля. Теперь, «повиснув» на своих громадных крыльях за кормой, альбатросы будут со­провождать нас до самых льдов...

Близко к кораблю подошел большой кит. Темная спина его, как по шву, вспорола воду, потом кит вы­пустил фонтан и погрузился на глубину. По интервалу времени между очередными фонтанами, их высоте и форме, а также по силуэту тела, показывающегося над водой в миг ныряния, китобои распознают виды этих ве­ликанов...

Погода ухудшается. Проходим знаменитые у моря­ков ревущие сороковые широты. Волнение моря - во­семь баллов. По характеристике, данной по шкале Бофорта, это выглядит так: «Волны становятся гороподобными. Брызги, временами грохот». Нам повезло: мы наблюдаем это воочию.

Ночью долго не удавалось уснуть. Наша каюта на корме. Когда нос корабля проваливается вниз, корма задирается, и лопасти винта бьют по воздуху. Это со­провождается грохотом и сотрясением переборок. К то­му же во время сильной качки тело перемещается по койке. С утра многие шутливо жалуются, что натерли мозоли на спине.

Днем на кухне тарарам. Со звоном разбиваются та­релки, расплескиваются супы и компоты. Но жизнь идет своим чередом. Вечером, как обычно, крутят кино. Выручает привинченная к полу мебель. В середине сеанса вдруг раздаются треск, крик, ругань. Включают свет. Оказывается, Мишу вместе с креслом оторвало от пола и швырнуло к сидящим на диване. Среди них есть пострадавшие. Клянут Мишу на чем свет стоит. На нем же ни царапины.

- Салаги, - говорит он поднимаясь, - разве это шторм? Десять баллов не наберется.

К пятидесятым, неистовым широтам качка стала, слава богу, спадать. Из тумана, как привидение, пока­зался первый айсберг. Через несколько часов - второй, третий, четвертый. Все айсберги невысокие, с причуд­ливыми нишами, выбитыми волнами. Уже немало по­трепало их в океане, и доживают они свои последние дни.

К вечеру ветер совсем стих и на воду опустилась густая серая пелена. «Обь» сбавила ход. Теперь за айс­бергами следили по локатору.